Примаков

Еще ремьер-министру полагается аппарат экстренной связи с Министерством обороны. По этому телефону можно запросить сведения об обстановке в вооруженных силах, поговорить с дежурным генералом на центральном командном пункте Генерального штаба. Но вообще-то у главы правительства в те месяцы возникали более приземленные заботы — например, связаться с помощью этого телефона с отдаленной воинской частью и переспросить: действительно ли там получили переведенные на зарплату деньги, как это написано в справке Министерства финансов и Министерства обороны, или подчиненные просто не хотят огорчать премьер-министра дурными новостями?

Новые атрибуты власти — усиленная охрана, машины сопровождения — на Примакова впечатления не произвели. Если теперь от Белого дома до Кремля он может доехать не за пятнадцать минут, а всего за пять, значит, еще десять минут выгадываются для дела.

Глава правительства — в меньшем, чем президент, объеме, но тоже получает информацию от специальных служб. В этих сводках анализ внутриполитической ситуации, действий отдельных политиков и, как выразился один из предшественников Примакова на этом посту, всякие сплетни — кто что и кому сказал.

Есть, правда, другая сторона дела. Премьер-министр сам становится объектом пристального профессионального внимания. Его со всех сторон изучают, контролируют каждый шаг. Впрочем, Евгений Максимович был человеком опытным и осторожным. В баню с девочками не ходил, внешнеторговые фирмы на имя жены не открывал, так что ему тревожиться было не о чем.

Его предшественники исходили из того, что к ним не только присматриваются, но и прислушиваются, то есть их разговоры, в том числе телефонные, слышат чужие уши, поэтому не каждую беседу вели в собственном кабинете и не всякому телефону доверяли. Но всё это мелочи и чепуха в сравнении с реальными проблемами, которые стоят перед главой правительства.

Я спрашивал людей, которые часто бывали у него в кабинете, как чувствовал себя Примаков, когда на него не направлены телевизионные камеры, когда его не видит никто из посторонних. Отвечали, что растерянность с его характером вовсе не вяжется. Он много работает, чувствует себя уверенно и уже научился управляться с таким сложным механизмом, как правительство.

— Вот я только что был у него в кабинете и наблюдал, как в одну минуту он расщелкал труднейшую ситуацию, — рассказывал мне один человек в ранге министра. — Я свидетель того, сколько он успел сделать всего за тридцать минут. И было видно, что гигантский маховик заработал оттого, что один человек стал его потихоньку раскручивать, а потом уже машина начала действовать сама по себе.

— То есть он не похож на советского хозяйственного руководителя, который работает с криками, с матерком: навались, ребята!? — спросил я.

— Нет, это не его стиль. Ни крика, ни мата от него не услышишь. Всё-таки он ученый. Во-первых, он видит развитие ситуации в перспективе. Во-вторых, он же знает, что и как делалось в прежние времена и к чему всё это приводило. Поэтому он ищет иную методологию и иные механизмы для того, чтобы выйти из кризиса.

— Следов растерянности не видно?

— Нет, нет. Озабоченность большая, восемнадцатичасовой рабочий день. Но такого, чтобы руки опускались, — этого нет. Просто очень много трудной работы, много такого, что не вызывает улыбок, а наоборот. Но он оставался оптимистом.

— Он продолжал улыбаться, встречаясь с людьми?

— Да, безусловно.

По свидетельству предшественников Примакова, нужен минимум месяц только для того, чтобы представить себе, что происходит в экономике страны. А от Примакова стали требовать программы действий уже через неделю. Через неделю плана не было. И через две недели, и даже через три…

Евгения Максимовича упрекали в том, что работа над программой заняла неприлично большое время, что правительство никак не может ответить на вопрос: где взять деньги, если Запад нам ничего не одолжит? Говорили, что Примаков свои обещания не выполняет, что это не работа, а бег на месте, а сам он медлителен, нерешителен и вообще какой-то сонный.

Ему советовали сразу в сентябре напечатать побольше денег, расплатиться со всеми, а уж потом с 1 января 1999 года остановиться и договариваться с Международным валютным фондом о новых займах. А он, дескать, промедлил — Кутузов! — и упустил шанс… Правда, такие советчики, видимо, не вполне представляют себе, что произошло бы со страной, если бы он напечатал столько денег, сколько просили.

Потом Примакова стали обвинять в том, что он сознательно откладывает экономические дела в долгий ящик. В этом увидели хитрый расчет, нежелание раньше времени раскрывать карты… Пока он не представил программы, им все довольны. Вот он, дескать, и лавирует, не спешит с программами, формулами, лозунгами, чтобы не спровоцировать атаку на правительство. Как только он сделает выбор, то попадет под огонь критики… Даже родилась красивая формула: Примаков добился политической стабильности за счет экономической.