Владимир Олегович Рахманин, молодой высокообразованный дипломат с живым умом и очень искренний человек, назначенный Примаковым на пост начальника Департамента печати и информации (впоследствии посол в Ирландии), ответил мне эмоционально:
— Я не соглашусь с тем образом Примакова, который иногда пытаются создать. Разговоры о том, что он был руководителем разведки и поэтому он антиамерикански настроен — это чепуха. А кем был Буш-старший? Разве он не руководил ЦРУ? Это не аргумент. Или другой аргумент — друг Саддама Хусейна, друг Милошевича. Очень сомнительный тезис. Примаков — друг России. Это главная для него позиция. А то, что Евгений Максимович не только смотрел на Запад, но и был в состоянии взаимодействовать с Востоком — это его преимущество. Не знаю, почему на Западе это вызывает какую-то ревность. Примаков никогда не был недругом Запада. В его характере вообще не было недружественного отношения к окружающему миру. Евгений Максимович — это человек, который отстаивал национальные интересы России, но не на конфронтационной основе…
— Он вообще никакой не «анти», — говорил профессор Герман Дилигенский, который работал с Примаковым в Институте мировой экономики и международных отношений. — Если вспомнить формулу «деидеологизированная внешняя политика», это как раз адекватно его менталитету. Он не имеет каких-то идеологических или региональных пристрастий. И антипатий тем более. Он человек спокойный, взвешенный — и в политике тоже. Думаю, что сантиментов там вообще мало.
На эту тему я разговаривал еще с одним человеком, который прекрасно знал Примакова и почти всю жизнь занимался Соединенными Штатами. Это Станислав Кондрашов. Он был корреспондентом «Известий» в Америке. Так был ли у Примакова некий антизападный комплекс?
— Нет, — сразу ответил Кондрашов. — Комплекс — это нечто неосознанное. А Примаков руководствовался вполне осознанными мотивами. Когда он работал в Египте, он имел возможность анализировать политику Запада на Ближнем Востоке. Он оттуда вынес убеждение, что Запад не является таким уж чистеньким. У Запада есть свои интересы. Эти интересы он преследует разными методами, не всегда симпатичными, и это дает основания для очень критической оценки политики Запада.
— Америка ему не нравилась. Неужели политические лидеры Востока, такие как Саддам Хусейн, ему более симпатичны?
— Чем определяется отношение к той же Америке международника-государственника? — вопросом на вопрос ответил Кондрашов. — Тем, как Соединенные Штаты ведут себя в отношении нашей страны. Американцы считают: что хорошо для Америки, хорошо и для всего мира. Ради собственных национальных интересов они готовы ущемить национальные интересы другой страны. Это не может нравиться. Но ведь для Примакова выбор так не стоит — склониться туда или сюда. Для него всё определяется каждым конкретным случаем. Саддам Хусейн не мог быть объектом любви Примакова. Он персонаж, с которым надо делать дипломатию. Причем таким образом, чтобы интересы своей страны были защищены. Тут существует заблуждение: Примаков будто бы был готов на всё, лишь бы сохранять добрые отношения с Саддамом Хусейном. Это неверно. Он просто не готов был заранее, автоматически всякий раз разделять американскую линию. Может быть, он в ближневосточных лидерах видел больший уровень рациональности, чем другие. Не так страшен черт, как его малюют. Хотя он хорошо знал этого черта и знал, что он не ангел.
— Вы не находите, что в Примакове велика доля скептически-критического отношения к американцам, поскольку он провел несколько лет на Ближнем Востоке, где сильно не любят американцев?
— У Примакова были не антиамериканские, а пророссий-ские настроения. Он американцам менее симпатичен, чем Козырев. Но Козырев был слишком проамерикански настроен. Он американцев развратил. На его фоне Примакову было строить отношения затруднительно, хотя он их построил…
Значительную часть жизни Примаков провел, занимаясь Ближним Востоком. Многие советские арабисты переняли от своих арабских друзей ненависть к Соединенным Штатам, Западу, Израилю, евреям, либералам, демократам. Годы, проведенные на Ближнем Востоке, делают человека циником. Но Примаков не циник. Он прагматик.
Примаков, напоминали мне его коллеги-арабисты, — востоковед.
— Он любил Ближний Восток. У него был вкус к этому. Это тоже влияло на его ближневосточную дипломатию — когда он уже стал министром — в том смысле, что ему было интересно заниматься Ближним Востоком и приятно бывать в тех местах, где он провел молодость. Он европейский человек, но подспудная любовь к Востоку в нем жила.