Приливы войны

   — Я знаю этих людей, — сказал Калликл. — Это не пираты, не вечно пьяные морские волки. Это ответственные профессионалы. Да, они обладают духом авантюризма, любят риск и живут надеждой добиться успеха. Они знают цену своим способностям и нанимаются благоразумно. И всё же эти иностранцы служат на нашем флоте не только за деньги. Деньги они могут получить в любом другом месте. Нет, у них имеются значительно более убедительные причины. Они любят Афины. Понаблюдайте за ними в праздники, — продолжал Калликл. — Они принимают участие в шествиях, поют и танцуют. В свободное время они собираются в гимнасии в ликее и в храме Леокории, на рыночной площади и в Академии, в рощах, где встречаются философы и их ученики. Вы их видели. Они усаживаются в сторонке, заворожённо слушая Протагора из Абдеры, Гиппия из Элиды, Горгия из Леонтины, Продика с Коса и десятки других софистов и краснобаев, которые устраивают сборища на открытом воздухе, чтобы распространять свои взгляды. Они роятся вокруг Сократа. Но прежде всего их занимает театр. Утром в дни соревнований их сотнями можно видеть во внешнем дворе в тени под статуями полководцев или выходящими из платановой рощи со своими возлюбленными и корзинами для припасов, с шерстяными одеялами на плечах, с подушками, на которых они сидят на скамьях галер. Я наблюдал их в гимнастических залах — там, куда допускают иностранцев. Моряки-евреи терпят боль от медных зажимов, называемых «грибные шляпки», которые натягивают обрезанную кожу над оголённой крайней плотью, чтобы, раздевшись, они выглядели не евреями, а греками. Они желают быть хотя бы немного афинянами. Вот как они любят наш народ. Откройте списки гражданства — количество жаждущих получить афинское подданство трижды перекроет рыночную площадь. Вот о чём я хочу сказать. В любом заморском порту раз двадцать за день меня осаждают иностранные моряки, первоклассные специалисты своего дела, умоляя меня использовать своё влияние и дать им должность в Афинах. Многие готовы служить даже бесплатно. Они лишь хотят обучаться под руководством афинского капитана, совершенствовать своё умение и потом продвинуться по службе. Эти иностранцы, я считаю, будут стремиться служить у такого командира, как Алкивиад. Чем они лучше, чем больше у них амбиций, тем вероятнее они захотят плавать с ним, потому что верят: он принесёт им победу. А кроме того, он им нравится. Они все мечтают стать такими, как он. Алкивиад знает это. Он знает также, как этим воспользоваться. Помните, все моряки знают друг друга. Они завсегдатаи одних и тех же притонов и борделей. Они знают всех флотских командиров, знают, кто с кем плавает. Я не буду говорить об Алкивиаде как о человеке. Но шанс служить под его началом привлечёт к нему лучших моряков со всего света — вот моё мнение. Оценивать их влияние на Сицилию и на наших пелопоннесских врагов я предоставляю вам.

В эту зиму многие богатые люди заключили соглашение с Алкивиадом на закладку кораблей. Но, как это в людском обычае, когда пришла весна, они нашли оправдание задержкам денег. Алкивиад и его окружение уже вовсю вербовали моряков. Эвриптолем и Фрасибул укомплектовали личным составом «Аталанту» и «Афродизии». Другие соратники Алкивиада нашли людей на «Бдительный», «Противовес» и «Грозный». Алкивиад начал постройку «Антиопы» и «Олимпии» — в дополнение к четырём кораблям, которые он уже передал в дар флоту. Мог ли он позволить себе такие расходы? Вероятно, нет, но такое начало привлекло других — тех, кто до сих пор не решался. Вид кораблей, стоящих на стапелях в доках Мунихии и Телегонеи, непрерывные глухие удары тесаков, запах смолы и пакли, которой заделывают шипы и гнёзда, толпы техников и строителей, столяров и корабельных плотников, каждый из которых занят своим делом, — всё это непреодолимо притягивало к себе. Вскоре вся береговая линия длиной в милю на Кантаре и в две мили вдоль Сунийской дороги была заполнена строящимися корабельными корпусами. Одновременно с этим возводились суда на лесных участках в Македонии и Херсонесе. Повсюду шумели столярные мастерские и лавки мелочных товаров, плазы мастеров, изготовляющих паруса, литейных цехов, везде были кузнецы, оружейники, верёвочники, изготовители мачт, агенты по поставкам рангоутного дерева. Красились вымпелы и эмблемы. День и ночь громыхали подводы со строительным материалом.

Всех охватила лихорадка. Город мог говорить только о Сицилии. Глиняные модели острова раскупались на рыночной площади сотнями. Взрослые и мальчишки рисовали её очертания на дорогах и расхваливали её достоинства в цирюльнях и шорных мастерских. Создавалось впечатление, будто мы уже завоевали Сицилию и остаётся только поделить трофеи.

Однажды жарким утром, когда раскалённый от солнца Пникс, холм к юго-западу от Акрополя, где собиралось на открытом воздухе Народное собрание, был усеян людьми, к народу обратился аристократ Никий.