Филотел, у которого я теперь служил, когда-то был в моём отряде в спартанской школе. Двадцать шесть лет назад. Тогда он с таким сочувствием сообщил мне, что поместье моего отца сгорело. Теперь — дивизионный командир — он поклялся отомстить за ту давнюю несправедливость.
— Когда мы возьмём Афины, я верну тебе собственность, Поммо, и вздёрну того, кто посмеет хоть что-то сказать против.
Вот так я стал убийцей. Мы обучали морских пехотинцев, Теламон и я, пытаясь не нарываться на неприятности. Возвратился Лисандр. Его отозвали из Спарты, поскольку закончился срок его пребывания на посту наварха. Эфоры назначили его вице-адмиралом, заместителем Арака, поскольку спартанец не мог выполнять обязанности верховного командующего два срока подряд. Однако фактически Лисандр был главным. Немаловажной среди его директив была ликвидация политического сопротивления в городах.
Спартанцы — непревзойдённые мастера в этом деле. Они приобрели большую практику, подчиняя собственных рабов — илотов. Теперь Лисандр набирал этих самых неодамодов, новых граждан, освобождённых спартанских рабов, чтобы те осуществили его кампанию террора.
Эти илоты — неплохое войско под командованием спартанских офицеров. Однако сами по себе они пользуются дурной славой. Они очень жестоко действуют. Филотел обратился к Теламону и другим, среди которых был и я, желая поручить нам эту работу. Он знал, что мы будем более сдержанны.
Нас называли «судебными исполнителями». Мы поступали так. Нам выдали ордера на арест. Имена на этих ордерах были именами чиновников и магистратов, морских и армейских офицеров, а также тех, кто занимал ответственные должности при афинских порядках и чьи симпатии могли идти вразрез с идеями «свободы». В глазах спартанцев это были предатели. Вот так, очень просто и ясно. Фактически нам выдали ордера на смерть, потому что после ареста следовала казнь — сразу, на месте.
Мы старались быть милосердными. Человеку давалось время обратиться к богам, написать завещание. Если он пытался бежать, мы догоняли его. По возможности мы не увечили тело, а трупы отдавали родственникам для захоронения. Существовала целая наука этого убийства, санкционированного государством. Лучше всего брать человека на улице или рыночной площади, где достоинство не позволяло ему устраивать шум. Спокойный арест. Цивилизованный. Оружие не только не применялось, но даже не вынималось из ножен. Сам осуждённый, осознав своё положение, старался вести себя достойно. Самые храбрые даже делали саркастические замечания. Ими нельзя было не восхищаться.
Ты спросишь, что человек чувствует при этом? Стыдно ли ему, профессиональному воину — что довольно почётно, — оказаться палачом?
Теламону, например, нисколько не стыдно, и он презирает всех, кто стыдится. Для него это — работа, хотя и неприятная. Она была таким же узаконенным аспектом воинского ремесла, не хуже осады или строительства крепостных валов. Что касается жертв, их могилы были уже выкопаны. Если не мы ускорим их уход в иной мир, это осуществят другие, причём далеко не так умело.
Могила Афин тоже была выкопана. Ради моих детей и детей моего брата, ради моей тётки и свояченицы, и Эвники — если ей это нужно, — ради всех них я должен быть там, когда город падёт. Я обязан занимать соответствующее положение, чтобы сохранить им жизнь. Такое самооправдание было необходимо, чтобы участвовать в этом ужасе. Я знал. Но мне было всё равно.
Однажды Теламон и наши товарищи пировали с женщинами на берегу, когда наше внимание привлёк военный корабль. Он должен был высадить на берег узников. Шлюпка подошла к берегу, и я заметил рыжеволосого морского офицера с карими глазами.
Это был Крепкая Рука, человек Эндия.
В бороде седина, на плечах алый плащ. Уже не юноша. Он был освобождён и обладал гражданскими правами. Я поздравил его от всего сердца.
— И куда же ты направляешься в такое время года?
— К Эндию, на Геллеспонт. Он сейчас там, ведёт переговоры с Алкивиадом.
Мы возвратились в Тей, Теламон и я. Оказалось, что мы уже в немилости у спартанцев. Время от времени приходится избавляться от людей, занимающихся нашим ремеслом. Филотел исключил нас как раз перед следующей ротацией с приказом отправляться на север и «оценить ситуацию».
Алкивиад имеет три крепости недалеко от пролива — в Орнее, Бисанте и Неонтихе. Это были те самые крепости, что купила для него Тимандра. Говорят, она заплатила за них добычей, взятой у Самосского флота. Мы садились на той же прибрежной полосе реки Эгоспотамы, куда менее чем через двенадцать месяцев уйдут последние капли афинской крови.