Приливы войны

В моей семье без конца тянулись дебаты о судьбе страны. Губительная горячность радикальных демократов заставляла людей бояться их на ответственных должностях чуть меньше, чем Алкивиада. Фигура такого масштаба, пусть даже знатного рода, ослабляла внутреннюю деловую жизнь государства. Даже те, кто любил его, или такие, как я, кто видел в нём командира, начали опасаться его возвращения. И неважно, с победой вернётся он или с пустыми руками.

Но самый большой вред нанесли Алкивиаду его печально знаменитые «гарантии компенсации», которые он раздавал от имени Афин в течение всей войны за Геллеспонт. Они имели потрясающий успех, заменяя грабёж при обеспечении финансирования флота... А теперь они подлежали выплате. Конечно, никакой выплаты быть не могло. Казна пуста. Но само их существование вызывало доверие к союзникам, когда те переворачивали денежные ящики и оттуда вылетала моль. Враги Алкивиада быстро ухватились за эти «гарантии», чтобы объявить его режим бесплодным и продажным. А когда он перестал побеждать — когда он не взял Эфеса, когда Лисандр вновь оживил Пелопоннесский флот, когда среди наших островных гребцов участились случаи дезертирства под влиянием золота Кира, — шёпот стал ропотом, а ропот превратился в крики.

Той весной я был назначен на трирему «Европа», и мы отправились на Самос, чтобы присоединиться к эскадре под командованием молодого Перикла. Разногласия начались прежде, чем мы спустились со стапеля. Десяток гребцов-рабов дезертировал ещё в порту, а ещё человек двадцать моряков из числа иностранцев — на острове Андрос, когда мы пристали туда, чтобы поддержать осаду. Так что к Самосу мы приплыли с половинным составом гребцов. Работали только на нижней палубе триремы. Алкивиада там не оказалось — он отсутствовал уже два месяца. Бродил по полуострову Херсонес, пытаясь собрать деньги.