Потом я попал в Афины. Город отрезвел, он был сдержан и похмельно постанывал после бурного опьянения Алкивиадом. Как уважаемая мать семейства вновь подпоясывается и обретает чувство собственного достоинства после дионисийских плясок, так и Афины, вздрогнули и ополоснули себе лицо, демонстрируя коллективную амнезию. Неужели мы действительно говорили это? Делали это? Обещали это? Те, кто бессовестнее всех плясали под дудку нового господина, теперь пришли в себя и, раскаиваясь в былом энтузиазме, с холодным равнодушием отрекались от прежних слов. Чем униженнее человек искал расположения Алкивиада, чем щедрее финансировал его предприятие, тем усерднее теперь выказывал полнейшее равнодушие и клялся, что он — выше такого раболепства.
И когда люди поняли, как близко подобрались к тому, чтобы лишиться свободы, их решение никогда больше не допускать подобного умопомешательства ещё более укрепилось. Страшась толпы, олигархи сомкнули ряды. Демократы терзались угрызениями совести за готовность пожертвовать свободой. Лозунг толпы был краток и понятен: «Каждый побег, выросший выше прочих, должен быть вырван». Новые радикалы, возглавляемые Клеофонтом, не распластаются перед Алкивиадом, они побьют любого, кто возвысится над Ним, Суверенным Народом.
Теперь стало ясно, до какой степени правление Алкивиада зависело от его личного присутствия. Большинство его ставленников уехало с ним на кораблях, а у тех, кто остался, — Эвриптолема, Диотима, Пантифена — не было специальной программы или своей идеологии, которую надо было осуществлять. Алкивиад покинул город, окружённый всеобщим низкопоклонством. А затем, стоило исчезнуть знаменитости, которая всех приводила к единому знаменателю, возник вакуум. И в этот вакуум хлынули его враги.
Сообщения, в которых подробно описываемая атака на Эфес считалась большой победой, в городе не вызвали радости. С флота ежедневно поступали требования денег. Я служил тогда в правлении снабжения флота. Нас было десять человек, по одному от каждого дема, с epistates — старшим чиновником и ежедневной ротацией. Только я и Патрокл, сын офицера с таким же именем, который погиб на Сицилии, голосовали за финансирование флота. Наши коллеги возражали ввиду тяжёлого экономического положения города — но в основном под давлением врагов Алкивиада, которые хотели задушить его отсутствием денег и свалить.