Приливы войны

Меня отчитали за это. За спиной мои самцы стали называть меня «спартанцем». Распространили слух, что я тайно на стороне врага и что моя ханжеская непримиримость не только подрывает боевой дух юношей, но и является открытым неповиновением приказам моего начальника. В лучшем случае меня готовились обвинить в несоблюдении субординации, в худшем — в измене. В стычке с капитаном у меня вырвалось слово «сводник», и меня уволили со службы.

Я обратился за помощью к Алкивиаду. Армия в ту осень вела ожесточённую борьбу с врагом. Попытка прорыва требовала мобилизации всех наших войск. Алкивиад отличился в бою и был награждён за мужество. Он считался самым храбрым из тех шести тысяч, что вышли на поле боя. В тот вечер, когда я пришёл к нему, он праздновал победу со своими товарищами по палатке.

Как ты знаешь, Ясон, лагерная стоянка, если она находится в одном месте достаточно продолжительное время, сама становится своего рода городом. Её рынок, агора, превращается в место народных собраний, а плацы делаются спортивной школой. В борьбе со скукой полис изобретает собственные развлечения и безумства, он пестует своих выдающихся людей и создаёт фигляров. Возникают комфортабельные кварталы и кварталы, пользующиеся дурной славой, куда человек забредает на свой страх и риск. В эпицентре лагеря непременно найдётся какая-нибудь палатка, выделяющаяся яркими персонажами.

Вот таким центром стала палатка Алкивиада на Аспазии-Три (главные улицы семи укреплённых лагерей, окруживших Потидею, были названы именем знаменитой афинской куртизанки). Там отмечали не только праздник храброго Алкивиада; то был праздник остроумия, товарищеской беседы, причём в число собеседников входил и твой учитель Сократ, известный в то время не как философ, а как доблестный и несгибаемый воин; ему было тогда, кажется, сорок. А ещё — прославленный актёр Алкей, олимпийский борец Мантитей, врач Акумен... Это были самые интересные люди. Все хотели находиться рядом с ними. Предложение отобедать на Аспазии-Три ценилось едва ли не выше боевой награды. По этой причине я избегал Алкивиада, не желая вторгаться в его мир без приглашения. Наша дружба, хоть и радушная, требовала соблюдения дистанции.

Однако теперь я попал в тяжёлую ситуацию, и это вынудило меня прийти. Я подождал часа, когда закончится вечерняя трапеза, затем направился в лагерь Аспазии — идти потребовалось приблизительно милю. Я намеревался отнять у Алкивиада всего несколько минут. Я хотел поговорить и попросить замолвить за меня слово перед начальством. Я полагал, что дело могло бы ограничиться простым выговором.

К моему удивлению, увиденное представляло собой резкий контраст с другими окрестностями лагеря. Повсюду царила тьма; лишь изредка тёмную и пустую дорожку перебегал по холоду одинокий солдат. Однако двор перед палаткой Алкивиада был ярко освещён факелом и жаровней.

На дорожках вовсю веселились свободные от дежурства офицеры и солдаты; здесь было полно продавцов вина, кондитеров, фокусников. Группа акробатов демонстрировала своё искусство на сцене из брёвен. Имелся даже профессиональный дурачок, не говоря уж о нескольких беззубых неряхах-проститутках, что весело слонялись без дела. Аромат жарившегося на вертеле мяса добавлял жизнерадостности в эту картину; костры ярко горели, отогревая замерзшую землю, которую месили ноги праздновавших. Когда я пробирался через эту толкотню, полы палатки распахнулись и появилась самая ослепительная из женщин, какую я когда-либо видел.

У неё были красновато-коричневые волосы и фиалковые глаза, сиявшие в свете факела, как звезды. С головы до ног она была закутана в соболя. Её сопровождали два кавалерийских офицера ростом футов по шесть, облачённые во вражеские плащи, отороченные горностаем. Никто не сделал ни единой попытки задержать их. Наши солдаты подвели им лошадей и даже помогли сесть. Женщина быстро направилась прочь, но не по направлению к городу, а вверх по склону, к утёсу под названием Асклепий, где — как я позже узнал — для неё и её охранников был выстроен деревянный дом.

   — Это Клеонис, — объяснил продавец жареного лука. — Подруга Алкивиада.

Несомненно, я бы так и прождал всю ночь на пороге, если бы не двоюродный брат Алкивиада — Эвриптолем. В поисках палатки он прошёл мимо меня и, признав, потащил с собой. Превесело сообщил по дороге, что Клеонис — супруга Махаона, самого богатого жителя Потидеи. Алкивиад завёл с ней знакомство, чтобы через её мужа добиться сдачи города.

   — А теперь она влюбилась в него и отказывается возвращаться домой. Даже уверяют, будто беременна от него. Что делать?

Эвриптолем, которого его товарищи называли Эвро, сказал, чтобы я подождал, и нырнул в палатку. Через несколько минут я услышал смех Алкивиада. Полы палатки раздвинулись, и я оказался в тепле.

   — Поммо, друг мой, где ты пропадал? Неужто один в лесу, с этими невинными отроками?