Приливы войны

Стоявший рядом с ним Земляника шевельнулся. За нами следили. Лисандр отошёл под акации, растущие перед беговой дорожкой, к небольшой бронзовой статуе бога Смеха. Мы пошли по дороге на Амиклы, к Ленте — той прямой тропинке, где тренировались босые девушки в коротких хитонах.

   — Остановимся здесь.

Лисандр показал на место под терновыми деревьями. Там была трава, где можно было пустить лошадей пастись.

   — Ты должен понять, что произойдёт. Спарта заключит союз с Персией. Ценой будут греческие города в Азии. Мы их продадим Дарию в обмен на золото и флот, чтобы покончить с Афинами. Это сделает для нас Алкивиад. Ни один спартанец, включая меня и Эндия, не в состоянии осуществить такое. Когда это будет проделано, Алкивиад предаст нас. Он будет вынужден это сделать — и он это сделает. Он перевернёт небо и землю, лишь бы вернуться домой и реабилитировать себя в глазах своих соотечественников. А теперь — самое сложное. Три силы желают его смерти. Во-первых, афиняне, которые ненавидят Алкивиада; во-вторых, его враги в лагере спартанцев; в-третьих, дальновидные персы, которые поймут, что Алкивиад ведёт двойную игру.

Лисандр повернулся ко мне.

   — Ты проследишь, чтобы он был жив, Полемидас, — сказал он, называя меня моим спартанским именем, — ты и те моряки, которых я найму и которых ты будешь обучать.

   — Ты хочешь сказать — он должен оставаться жив, пока ты не потребуешь его смерти.

На этом спартанец закончил разговор. Ни я, ни моя дутая праведность его не интересовали — это было ясно. И всё же вопрос требовал ответа. На краткий миг его каменное лицо смягчилось. Он понял, что я — не столько человек, которому он может доверять, сколько представитель более широкого круга людей. На секунду он встретился со мной взглядом.

   — Это не я потребую смерти нашего друга, Полемидас, а тот единственный бог, которому он сам поклоняется.

   — Что же это за бог?

   — Необходимость.

Глава XXVII У ПРИЧАЛА НА САМОСЕ

В этом месте повествования Полемида, — заметил мой дед, — произошёл неожиданный поворот всей истории. Мои сыщики, Мирон и Лада, ворвались однажды вечером ко мне в комнату вне себя от возбуждения.

   — Господин! Мы нашли её! Женщину!

   — Какую женщину?

   — Эвнику! Женщину твоего подопечного! Убийцы!

Это действительно была неожиданность, поскольку Полемид считал её умершей. Она здесь, настаивал Мирон, со своими детьми. Она согласилась поговорить — за некоторую плату.

Разговор был организован и состоялся в моём городском доме в Пирее. Но результат оказался невелик, если не считать одного открытия, сделанного по счастливой случайности: она проговорилась, что её, Эвнику, знал тот Колофон, сын Гестиодора, который и потребовал смерти Полемида. Более того, Эвника подтвердила, что сама была свидетельницей убийства, произошедшего в kapeleion, грязной таверне на острове Самос, на двадцать третьем году войны. Хотя я очень давил па неё, она больше не произнесла ни слова, и ушла так поспешно, что даже плату не взяла. И никто не явился за этими деньгами.

Об этом я рассказал Полемиду на следующий день в тюрьме. Он даже не удивился, узнав, что мать его детей — здесь, в Афинах.

   — Никакое известие о ней меня не удивит.

Хочет ли он повидать сына и дочь? Может быть, я смог бы убедить Эвнику, даже заплатить ей, чтобы вновь соединить Полемида с семьёй? Реакция заключённого привела меня в замешательство.

   — Ты сам видел детей? Утверждала ли она категорически, что они с ней?