Читаем Приливы войны полностью

Дважды наш отряд поднимался на холм. Проход сузился до ширины повозки. Противник запечатал его стеной. За нею нас ждали солдаты — строй в двадцать человек в ширину и сто в глубину. Ещё тысячи воинов покрывали склоны утёса. Они кидали в нас копья и камни. После полудня они позволили атакующим приблизиться к стене, где наши невольно сбились в толпу. И тогда сиракузцы начали стрелять. Каждый вал атакующих получал свою порцию. Когда убитых и раненых накапливалось достаточно, отряд откатывал назад, а на его место приходил другой. Дорога получила название Кровавая Река, хотя это название было неправильным: никакой реки, вся жидкость сразу уходила в засохшую грязь. Открытые врагу, мы, как ящерицы, прижимались к камням или приседали за любым укрытием, мы прятались в щелях, а в нас всё летели камни и стрелы. Видны были щиты упавших — большие груды, оттащенные назад их товарищами или скатившиеся вниз сами по себе. Их дубовые рамы были разбиты в щепки, надписи и эмблемы исчезли под слоем крови и пыли.

Дорогу в гору покрыли борозды глубиной до икры, искрошили подошвы и колени штурмующих отрядов, эту землю просолили мочой и потом, а потом вновь умяли спинами и пятками, когда другие, поднявшиеся, чтобы заменить павших, скидывали их трупы вниз. Наши отряды штурмовали этот холм весь день. И следующий день. Мы научились ломать вражеские копья, которые те в нас бросали, потому что каждый раз, когда мы отступали, враг подбирал их и снова бросал. Людей повергали в ужас даже не сами пики и не вероятное попадание, а звук летящего копья. Но камни и булыжники были ещё хуже.

К нам приблизился один офицер, который набирал добровольцев. Он сообщил, что Гилипп с пятью тысячами напал на задние ряды колонны. Он воздвигает другую стену, чтобы запереть нас и вырезать до последнего. Лион и я сразу вызвались. Всё, что угодно, лишь бы вырваться из адского ущелья.

В конце колонны наши десять тысяч атаковали пять тысяч Гилиппа. К ночи враг отступил. У него кончились снаряды и камни. Один из отрядов взял стену. Люди хватали оставленные врагом мешки, но воды нигде не нашли. Нашему отряду и ещё двум другим приказали остаться, чтобы похоронить мёртвых и укрепить периметр лагеря на ночь. Мы забрались на стену, грязные, как из ада, и стали смотреть на усталые, отходящие назад соединения. С нашей выгодной позиции мы видели вражескую кавалерию и поднятую ею пыль. Численность конников определить было невозможно. Дальше, за равниной, клубилось ещё одно облако пыли — это колонны пехотинцев, приходивших с севера и востока, сотня тысяч, две сотни тысяч. Они собирались там, чтобы убивать.

Армию мучила жажда. Проклинали Никия и Демосфена, да и Алкивиада тоже. Его даже больше, потому что он отказался от нас. Я тоже ненавидел его — за нашего кузена, за всех погибших, но больше всего за то, что его не было здесь, чтобы сохранить нас.

Дважды верхом приезжал Никий. Следует отдать ему должное. Хотя его мучила болезнь, он, казалось, не ведал усталости и разъезжал по всему строю, не думая о хворях. Я слышал его на пятый день, через час после наступления темноты. Две тысячи солдат окружали его.

— Братья и товарищи, долго говорить некогда. У нас нет воды, поэтому очень тяжело и нам, и животным, которые несут наше снаряжение. Сегодня ночью мы разворачиваемся и уходим к морю. На пути к Геле есть реки побольше этой, противник не сможет перекрыть их. Будьте стойкими, друзья мои, будьте решительными. Знайте: сорок тысяч нашей армии — это не только грозная сила; это целый город, больший, чем любой другой на Сицилии, кроме Сиракуз. Мы можем пойти в любом направлении, мы можем выгнать жителей любого города и остаться на их месте. Мы отыщем воду и пищу. Мы выстроим корабли и доберёмся до дома. Помните об этом и не падайте духом. А что касается вынужденных отступлений — не теряйте мужества. Судьба не всегда будет безразлична к нам. Даже самые суровые из бессмертных должны быть тронуты нашими бедствиями. Ответственность за решения, которые поставили нас в такое критическое положение, я беру на себя. Вы ни в чём не виноваты. Ваш боевой дух всегда оставался на высоте, однако упрямство богов и дурное командование свело на нет все ваши старания.

Перейти на страницу:

Все книги серии Исторический роман

Война самураев
Война самураев

Земля Ямато стала полем битвы между кланами Тайра и Минамото, оттеснившими от управления страной семейство Фудзивара.Когда-нибудь это время будет описано в трагической «Повести о доме Тайра».Но пока до триумфа Минамото и падения Тайра еще очень далеко.Война захватывает все новые области и провинции.Слабеющий императорский двор плетет интриги.И восходит звезда Тайра Киёмори — великого полководца, отчаянно смелого человека, который поначалу возвысил род Тайра, а потом привел его к катастрофе…(обратная сторона)Разнообразие исторических фактов в романе Дэлки потрясает. Ей удается удивительно точно воссоздать один из сложнейших периодов японского средневековья.«Locus»Дэлки не имеет себе равных в скрупулезном восстановлении мельчайших деталей далекого прошлого.«Minneapolis Star Tribune»

Кайрин Дэлки , Кейра Дэлки

Фантастика / Фэнтези
Осенний мост
Осенний мост

Такаси Мацуока, японец, живущий в Соединенных Штатах Америки, написал первую книгу — «Стрелы на ветру» — в 2002 году. Роман был хорошо встречен читателями и критикой. Его перевели на несколько языков, в том числе и на русский. Посему нет ничего удивительного, что через пару лет вышло продолжение — «Осенний мост».Автор продолжает рассказ о клане Окумити, в истории которого было немало зловещих тайн. В числе его основоположников не только храбрые самураи, но и ведьма — госпожа Сидзукэ. Ей известно прошлое, настоящее и будущее — замысловатая мозаика, которая постепенно предстает перед изумленным читателем.Получив пророческий дар от госпожи Сидзукэ, князь Гэндзи оказывается втянут в круговерть интриг. Он пытается направить Японию, значительно отставшую в развитии от европейских держав в конце 19 века, по пути прогресса и процветания. Кроме всего прочего, он влюбляется в Эмилию, прекрасную чужеземку…

Такаси Мацуока

Исторические приключения

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза