Прилив

Меня разбудил телефон. За окном гудела набережная, а свет, что наполнял комнату после обеда, казался более приятным, нежели после завтрака.

Я соскочил с кровати и схватил трубку. Во рту было мерзко. В трубке спросили:

— Кто это?

Голос мужской. Официальный.

Я назвал себя.

— Полиция, — представился он.

— Что?!

— Я посылаю к вам сотрудника, — сообщил голос. — Никуда не отлучайтесь.

— А, — протянул я.

На том конце провода повесили трубку.

Я забрался под душ. Боль не утихала. Синяки на моем лице спали, но не настолько, чтобы стало возможным побриться. Я отыскал чистое белье и раздобыл чашку кофе.

На лестнице послышались шаги. Вошел человек в куртке, широких брюках и кроссовках. У него была круглая голова, шарообразность которой подчеркивала стрижка черных волос «ежиком». Выражение лица жесткое, непроницаемое.

— Джонзак, — представился он. — Из полиции.

Мы уселись за стол, покрытый красной клеенкой. У Джонзака были неприветливые карие глаза, которые шныряли по комнате с таким видом, словно им уже приходилось видеть подобные места прежде и они были о них не слишком высокого мнения.

— Что вы делали вчера днем? — спросил он.

— В какое время?

— Между половиной пятого и шестью.

— А что?

— Водитель такси сказал, что подвозил сюда кого-то от кладбища. Англичанина, который имел такой вид, будто только что побывал в драке.

«Ирландца», — мысленно уточнил я.

— Так что вы делали, пугая добропорядочных обывателей в многоквартирном доме?

Голос был мягким. Но не глаза.

Я здраво рассудил, что, поскольку все поддается проверке, искренность — лучшая политика.

— За моей дочерью ухлестывает один парень.

— Жан-Клод Дюпон.

— Откуда вы знаете?

Джонзак позволил себе говорить врастяжку:

— Дюпон в госпитале, под охраной. Похоже, он выпал из окна. Получил тяжелые ушибы, предполагающие внутренние повреждения.

— Почему под охраной?

— Мы знаем этого парня.

— Откуда?

Полицейский, казалось, расслабился.

— Он приехал с юга шесть недель назад. Мы нашли в его квартире наркотики, в основном амфетамины. Опасный маленький ублюдок.

— Моя дочь в таком впечатлительном возрасте, а этот Дюпон кидался на меня с ножом.

— Я понимаю, — сказал полицейский и пожал плечами. — Возможно, я и сам поступил бы так же. Но тем не менее вынужден просить вас пройти со мной в участок.

— Почему бы и нет, — согласился я.

Джонзак провел меня в зеленую комнату для допросов и снял показания, отпечатав их на пишущей машинке одним пальцем. Оказалось, что он читал обо мне в газетах и у него самого росла дочь. Ему нетрудно было понять мои чувства оскорбленного отца. Я немало рассказал ему, дабы поддержать сложившееся впечатление, но ничего сверх того. Поскольку я был уверен, что говорил убедительно, то и не утруждал себя показаниями. Сидя в маленькой зеленой комнатке, слушая, как, словно дятел, постукивает древний «Ундервуд», я удивлялся: что же такого сделал Тибо, что за ним охотились мелкие сошки с юга, работающие на некоего Артура?

На дела с полицией ушел весь день. После всего я угостил Джонзака в баре «Лоцман». Он, как водится, рассказал мне о своих приключениях в плаваниях по выходным. А я, как пекущийся о благополучии дочери отец, попросил его дать мне знать, если им станет известно о Жан-Клоде что-либо еще.

Мы выпили, обменялись рукопожатием и расстались друзьями. Я медленно побрел вдоль набережной в ресторан. В баре паниковал Жерард.

— Сегодня нет устриц, — сказал он. — И Жизели нет. Где же Кристоф?

Я не знал. И работал у стойки бара, пока Жерард кричал в телефонную трубку. Я не верил, что Тибо намеренно топит своих друзей. Но было очевидно, что он вляпался в крупные неприятности и потянул за собою вниз меня и Фрэнки.

Здравомыслящий человек подделал бы страховой бланк, подхватил свою дочь и первым же авиарейсом улетел с ней домой.

Слепая Анни сидела в баре. Она, захмелев, склонилась над стаканом анисового ликера и тихонько напевала, сильно фальшивя. Анни слышала, как я вошел, и спросила:

— Где же хорошенькая Фрэнки?

— В плавании.

— У всех отпуск, — подытожила Анни. — Фрэнки — на яхте. Кристоф и господин Тибо отправились на побережье. А господин англичанин отдыхает в чудесном городе Ла-Рошели.

— Ирландец, — поправил я ее. — И вовсе не в отпуске.

Анни широко улыбнулась, при этом румяна, наложенные на ее древние щеки, дали трещины, а ресницы устрашающе задвигались.

Я угостил ее еще одним стаканчиком, потому что она напомнила мне завсегдатаев «Круискин Лаун» в Картхистоуне, когда дела хотя и шли скверно, но все было понятно. Именно ясности мне сейчас и не хватало.

В восемь часов я покинул бар и отправился на понтон.

Яхта Джастина называлась «Оистер Лайтуэйв». Я взобрался на ее борт и просунул голову в люк. Джастин и его экипаж сидели внизу вокруг красивого стола из явора за трапезой. Сейчас они выпивали. Их лица были красными от вина и загара.

— Мики! — вскричал Джастин. — Спускайся сюда, дорогой!

Остальные сидевшие за столом члены команды не без нервозности окинули меня взглядом: для них я был человеком, который устраивает драки в барах. Я спустился в кают-компанию и уселся на нижней ступеньке трапа; мне вручили стакан вина.