Прикосновение хаоса

И все из-за нее. И еще потому, что Рен потерял из виду цель.

Я сказал ему, что мы не можем доверять ей, но этот бесполезный придурок, конечно, меня не послушал. Он все испортил. Разрушил мой план, мою месть, мою гребаную жизнь. После всего, через что мы прошли, после всей нашей работы и часов, проведенных за обсуждением каждой детали того, что нам обоим нужно было бы сделать, он решает позволить маленькой сучке изменить его мнение. Как будто она теперь его семья или что-то в этом роде. Как будто она важнее меня. Важнее крови.

Я всегда знал, что мне лучше одному. Без женщины, которая морочила бы мне голову и путала приоритеты. Сколько раз я говорил ему, что нам нужно оставаться сосредоточенными на нашем деле? Сколько раз я напоминал ему, зачем мы вообще все это затеяли?

Каким-то образом мне удается доковылять до кухни и открыть кран с холодной водой. Плескать мне в лицо ледяной водой — все равно что втыкать крошечные иголки в кожу, но этого достаточно, чтобы я еще немного пришел в себя. Я все еще борюсь с жестокой головной болью, и иногда у меня двоится в глазах, но я жив. Все наладится.

И как только это произойдет, я позабочусь о том, чтобы маленькая сучка, которая сделала это со мной, сожалела об этом до своего последнего вздоха… что не заставит себя долго ждать после того, как я доберусь до нее. Для нее это будет казаться мучительной вечностью только благодаря ущербу, который я планирую нанести. Медленно. По одному надрезу за раз.

Подставляю ладонь под кран, набираю немного воды и отхлебываю. Это помогает. Как будто это пробуждает мои внутренности, разливаясь по груди. Хотя это ни черта не помогает, чтобы остудить мою кипящую ярость. Она кипит уже слишком долго. Потребуется гораздо больше, чем прохладная вода, чтобы остудить ее.

Годы. Большую часть моей жизни. Все это время внутри меня горел огонь. Ненависть толкает меня вперед. Это то, что иногда помогает мне дышать, когда воспоминания слишком тяжёлые и слишком болезненные и хотят раздавить меня своим весом. В такие моменты ненависть — мой лучший друг. Ярость. Потребность в мести.

Мне приятно ощущать воду на затылке, когда я плещу на него, прежде чем закрыть кран. Сейчас здесь так тихо. Все, что я слышу, — это стук собственного сердца. С каждым ударом моя голова болит все сильнее, но я не могу ее унять, как бы сильно не старался. Каждый раз, когда я закрываю глаза, я вижу лицо другого человека, который предал меня. Человека, который должен умереть за то, что он сделал.

Хотя теперь у нее новое лицо — лицо Скарлет. Мне нравится помнить ее такой, какой она была перед тем, как ударила меня по голове. С широко раскрытыми глазами, в ужасе, сопротивляющаяся, хотя в этом не было никакого смысла. По крайней мере, я так думал, пока она не доказала обратное.

Она должна умереть. И не только потому, что у меня из-за нее образовалась шишка на затылке. И не потому, что она оставила меня здесь умирать. Потому что она настроила Рена против меня. До того, как он трахнул ее, нас было двое. У нас было все, что нужно. Была цель, причина просыпаться утром. Я мог забыть худшие воспоминания, пусть даже ненадолго, потому что мне было на что направить свою энергию. У меня были планы.

А она превратила их в ничто. Сделала их бесполезными. Я планировал, думая о нас двоих. Мой брат и я — так было всегда. Мы вдвоем против всех, кто когда-либо причинял нам боль. А боли было много, не так ли? Без всякой гребаной причины, кроме печальной правды, которую я понял, когда был слишком молод: некоторым людям просто нравится причинять боль другим, потому что они могут.

Ребекка могла. И она причиняла ее, и ее безмозглые помощники тоже. Им нужно было разрешение только на то, чтобы быть худшими из возможных версий самих себя. Жестокие, холодные, садистские. Они говорили себе, что это Божья воля или что-то еще, что помогает им спать по ночам. Бьюсь об заклад, они вообще не беспокоились об этом. Они крепко спали, и им не нужно было оправдывать свою жестокость.

Сколько ночей Кристиан провел без сна, в то время как один или несколько из нас дрожали и плакали в темноте?

Вот в чем дело. Кое-что, чего он так и не понял. И я сомневаюсь, что Ребекка поняла, поскольку у нее воображение гребаной плодовой мушки: ты достаточно часто причиняешь кому-то боль и оставляешь его запертым в темноте, чтобы он оправился от этого, и в конце концов он учится не обращаться внимание на боль. Поначалу защитный механизм. Способ справиться с таким дерьмом, которое сломало бы мозг взрослому, не говоря уже о ребенке.

Со временем они отвлекаются от своих страданий и обращают свои мысли к ответственным за них людям. Они начинают думать. Планировать. Ненавидеть. Они представляют, на что было бы похоже, поменяйся они местами. Если бы человек, который унижал, пытал и ломал их, был тем, кто на коленях умолял о пощаде.

Дайте достаточно времени, и воображение больше не поможет. Придет время действовать. И все эти яркие фантазии могут воплотиться в жизнь.