Прикосновение хаоса

— Перестань притворяться. — Резкий, противный голос раздается на удивление близко от того места, где я лежу. Мужской, хриплый, как у курильщика. — Не может быть, чтобы ты все еще была без сознания. Не тогда, когда мы все это время были в пути.

Второй низкий мужской голос добавляет:

— Пускай. Она не сможет притворяться долго. Только не после того, как Ребекка доберется до нее.

Большой сюрприз. Они забирают меня обратно. Обратно в Нью-Хейвен, обратно к Ребекке, обратно ко всему, что я по глупости сказала себе, что мы сбежали. До тех пор, пока группа, комплекс и люди, стоящие за ним, выживают, спасения нет. Я не виню нормальных людей, которых обманули, заставив думать, что они нашли то, что искали, — это не их вина, даже если они они слепые и не видят, что происходит на самом деле. Я не могу винить их за то, что они не могут уехать, даже если они понимают, кто такая Ребекка на самом деле.

Насколько я знаю, многие из них пытались сбежать и сейчас находятся в шести футах под землей. Готова поспорить на что угодно.

Я очень сильно виню людей вроде тех, кто похитил меня. Ад скорее замерзнет, прежде чем я смогу проявить к ним хоть каплю сочувствия. Они могут оказаться в ловушке, как и все остальные, но им не обязательно получать от этого болезненную радость.

— Интересно, что Ребекка сделает с ней в первую очередь, — размышляет один из мужчин со смехом, сопровождающим его слова. Противным, жестоким, едва ли похожим на человеческий. — Несколько дней без еды и воды должны немного сломить ее.

— Я думаю, ее сразу же накажут телесно, — объявляет другой мужчина, и он такой же ликующий, как и его маленький приятель. — Интересно, сколько ударов хлыстом она получит. Надеюсь, что много.

— Она не будет такой самоуверенной, когда Ребекка закончит с ней. — Они вдвоем мило смеются, пока я делаю все возможное, чтобы притвориться, что они меня не задевают. Это последнее, что я должна им показывать. Мои глаза все еще закрыты, и мое лицо настолько непроницаемо, насколько я могу это сделать.

Мне нужно выбраться, но я не представляю, как это сделать. Ребекка ни за что не позволит мне разгуливать на свободе теперь, когда я в ее руках. Я буду заперта. Только Рен знает, где находится это место, и он не собирается приходить и спасать меня.

Как кто-нибудь узнает, что произошло?

Теперь я вспоминаю ссору с папой из-за того, что во мне был тот маячок. Думаю, не нужно быть гением, чтобы понять, почему это пришло мне в голову прямо сейчас, когда меня увозят все дальше и дальше от моего дома. Рен думал, что поступает правильно, убирая его, но я действительно жалею, что он это сделал, когда фургон подпрыгивает на дороге, и я чувствую каждый толчок в своих суставах и пульсирующую боль в голове. Папа никогда не сможет найти меня здесь.

Если я когда-нибудь выберусь из этого, я буду слушаться его. С этого момента, если он прикажет мне что-то сделать, я это сделаю. Очевидно, он знает лучше меня, поскольку я сомневаюсь, что он когда-либо попал бы в подобную ситуацию. Похищенная, подвергшаяся насмешкам и… тому, что Ребекка приготовила для меня.

— Всегда приятно, когда грешник получает по заслугам, — объявляет скрипучий голос, и они снова смеются. — Я просто рад, что я здесь для этого. Не каждый день приходится привлекать грешника к ответственности.

— Сейчас, сейчас. Запомни. Мы не должны так смотреть на это. — В голосе другого мужчины все еще слышится нездоровое, извращенное ликование. Он водитель, судя по тому, откуда доносится звук. Если бы я разговаривала с ним, я бы сказала ему немного притормозить. Может быть, объехать пару кочек. — Мы возвращаем одну из овец в стадо.

Это уж слишком. Посреди всего этого лицемерие, стоящее за этим предложением, нарушает мое молчание.

— Я не одна из твоих овец.

Ладно, возможно, мне не следовало этого говорить, но что я должна была делать? Лежать здесь и позволять им делать из меня посмешище? По крайней мере, я не хнычу и не плачу, что, будь я проклята, если когда-нибудь сделаю перед ними или кем-либо еще. Они не сломали меня и никогда не сломают. Я дочь Ксандера Росси, черт возьми. От этой мысли у меня немного напрягается позвоночник и я чувствую себя увереннее.

Уверенность, которая исчезает, когда мужчины разражаются смехом.

— Как будто это имеет значение, — говорит мне водитель с очередным смешком, который заставляет меня стиснуть зубы и пожалеть, что я не могу свернуть ему шею. — Ты слишком близко подобралась к стаду.

Верно, и они не могут этого допустить. Никто не должен знать, что делает паства. Одно это делает меня опасной для них.