Приключения в стране львов

Не успели негры, оказавшись на равнине, испустить протяжный, радостный крик, как с быстротой молнии их окружил неизвестно откуда появившийся отряд черных воинов.

— Это еще что такое? — шутливо поинтересовался нимало не встревоженный парижанин.

Пытаясь объясниться, болтливые туземцы сейчас же загорланили, перебивая друг друга. Француз ничего не понял.

— Так. Не орите все вместе. Лаптот, ты у меня присяжный толмач. Спроси, чего им нужно.

— Они нас не пропускают.

— А!.. Ну так объясни цель нашего прихода. Что они отвечают?

— Что нас отведут к вождю.

— К какому еще вождю? Кто он такой? Если сам Сунгойя, я согласен, а если кто другой — заговорят мои винтовки.

— Вождь — сам Сунгойя.

— В добрый час. Нечего больше и разговаривать. Пусть нас ведут!

Молодой человек закинул винтовку за плечо, сдвинул чуть набекрень пробковый шлем, выгнул грудь колесом и пошел впереди своего войска. Конвой окружил их с тыла и флангов — видно, Сунгойя принял меры безопасности.

Парижанин первый вышел на поляну, посреди которой стоял укрепленный поселок. Хижины опрятны и окружены бамбуковым забором, не в пример прочим туземным селениям. Но не это заинтересовало Фрике. Его слух поразили удивительные звуки.

— Положительно, я во сне! Нет, этого не может быть.

Звуки слышались все яснее и яснее.

— Раз, два! Раз, два!.. Слу-шай!

На открытой площадке французский жандарм в полной форме обучал шагистике пехотный отряд цвета настоящего черного дерева.

«Солдат» было около сотни, без всякого одеяния, прикрытых лишь собственной стыдливостью и несколькими амулетами. Виноградный листок, впрочем, был — в виде коленкорового лоскутка.

«Для полноты коллекции недоставало только этого, — отметил про себя Фрике. — Наш жандарм действительно достоин генеральского звания».

Почтенный воин, увидев друга, отсалютовал саблей, окинул строй гипнотизирующим взглядом бравого командира и продолжал учение.

— Стой! Равнение на-право! На плечо! К ноге! Шагом, марш! — доносилось до парижанина.

Черные рекруты проделывали все довольно исправно или, во всяком случае, усердно.

Но вот Барбантон степенно вложил саблю в ножны и направился наконец к юноше, раскрывая объятия.

— Здравствуйте, дорогой Фрике. Давно вас поджидаю и уже начал беспокоиться.

— Меня? Да вы что, колдун?

— Нет. Просто, хорошо зная своих друзей, не сомневался: вы пуститесь по моим следам и непременно догоните. Я, впрочем, позаботился о вашей встрече и отправил…

— … Уж не дезертиров ли на прошлой неделе?

— Их самых, чтоб они провели вас сюда.

— Благодарю и поздравляю: вы — генерал и командуете армией, хотя и черномазой. Это довольно лестно.

— Что ж, от безделья и то рукоделье. Моему приятелю Сунгойе чрезвычайно хочется попасть в монархи.

«Поразительно, жандарм — создатель королей!» — подумал Фрике и прибавил вслух:

— Вы, значит, скоро собираетесь возвести его на здешний трон?

— Да, мой мальчик. А пока вот обучаю воинов.

— Удивляюсь одному: неужели они понимают ваши команды?

— Не понимают, а все-таки исполняют механически. Точно так же, как у нас в армии разные инородцы не понимают ни слова по-французски, а команду заучивают.

— Это правда.

— Должен сказать, что здешние рекруты совсем не тупы — в одну неделю сделали такие успехи, что за них мне не стыдно. Правда, у Сунгойи есть очень действенное средство для развития умственных способностей.

— Понимаю. Что-нибудь в немецком вкусе: мордобитие, палки.

— Совсем нет. Он просто объявил, что бестолковым отрубят головы. Вы представить себе не можете, насколько понятливее сразу сделались мои подопечные. Однако пойдем в хижину. Таким важным персонам неприлично долго беседовать под открытым небом. Да и форму мне хочется скинуть: хоть она и внушительна, зато жарко в ней невыносимо.

— Это ее вы так бережно уложили в чемодане, когда покидали улицу Лафайет?

— У меня во всем доме только одно и было, чем я дорожил.

Весь комизм положения, в котором находился старый солдат, как бы на время исчез. Не хотелось больше смеяться над его «генеральством» и над тем, что он всю эту глупость принимал всерьез.

— Как господин Бреванн отнесся к моему бегству?

— Очень жалел и послал за вами.

— Я не вернусь на яхту, пока там жена. Лучше сделаюсь канаком и умру здесь.

— Ну вот! Желтая лихорадка не век будет продолжаться, и господин Андре отправит вашу половину в Европу с первым почтовым пароходом. Я и сам тому буду рад. Как только появилась мадам, на экспедицию посыпались несчастья и беды. Наш покровитель ногу сломал, потом…

— Что вы говорите?! Господин Андре?!

Жандарм побледнел.

— Доктор говорит, ничего опасного нет, но шесть недель нужно лежать, а это для энергичного человека очень тяжело. С вашей женой тоже случилась неприятность.

— Вот что, Фрике. Я вас очень люблю и очень дорожу нашей дружбой. И ради этой любви, ради этой дружбы дайте слово никогда при мне не упоминать о сей особе. Я ее имени не желаю больше слышать. Хорошо?

— Извольте, но только должен сначала сказать…

— Довольно. Ни слова. Вы обещали.

— Ну, как угодно. В конце концов: не мое это дело.