На остальных пяти членах совета были мягкие фетровые шляпы, более или менее мятые, более или менее порванные и в той или иной степени потерявшие первоначальный вид.
Да, трудно представить что-нибудь более нелепое и вместе с тем зловещее, чем эти бесстрастные и жестокие лица, размалеванные черной, желтой, синей и красной красками и увенчанные карикатурными шляпами.
Костюмы вождей описать просто невозможно, скажем о них лишь несколько слов. Это было какое-то экстравагантное сочетание американских офицерских кителей, фланелевых рубах с фалдами, как у фраков, кожаных штанов. На ногах — сапоги или ботинки, или же ботинок был только один, а вторая нога — босая или в мокасине. На шеях у всех красовались ожерелья из раковин, железных долларов, зубов и когтей животных, а то и из патронных гильз. Престижным украшением являлся висевший на веревочке большой мексиканский пиастр[95] с дыркой посередине. У слепого старца вместо пиастра на шее висело дешевенькое круглое зеркальце.
Видевший Великого Отца с гордостью поглядывал на большую серебряную медаль, врученную ему самим президентом Линкольном[96] в Вашингтоне: старый индеец был некогда послан с миссией к правительству Союза, после чего получил свое имя.
Едва смолкло заунывное пение, Кровавый Череп встал слева от пленников: он не заседал в совете, а выступал как бы в роли прокурора перед лицом судей и обвиняемых. Краснокожий взял трубку с тростниковым мундштуком, набил ее табаком, разжег угольком и вручил старцу.
Тот трижды затянулся и воскликнул:
— Ао! — А затем медленно произнес: — Я — Слепой Бобр.
Сказав это, вождь передал трубку соседу слева, тот также сделал три затяжки, воскликнул «Ао!» и сказал:
— Я — Рог Лося!
Так трубка передавалась справа налево, затем слева направо. Каждый вождь, сделав три затяжки и произнеся сакраментальное «Ао!», объявлял свое имя:
— Я — Видевший Великого Отца!
— Я — Гризли!
— Я — Пожиратель Меда!
— Я — Шест Вигвама!
— Я — Тот, Кто Юношей Получил Выстрел В Лицо!
И вновь все вожди воскликнули: «Ао!»
Кровавый Череп затянулся последним, сломал тростниковый мундштук и сказал:
— Я — Кровавый Череп, правая рука Сидящего Быка, великого вождя сиу-оглала.
— Мой сын, Кровавый Череп, — великий воин, — ответил после паузы Слепой Бобр. — Добро пожаловать на совет вождей.
И каждый из шести вождей по очереди повторил те же слова, как было положено ритуалом:
— Кровавый Череп — великий воин, добро пожаловать на совет вождей! Ао!
Слепой Бобр продолжал:
— Кровавый Череп — тоже вождь. Почему он не заседает в совете?
— Сегодня его место не на совете великих вождей Западного края. Он припадает к их ногам и умоляет поддержать его.
— Чего же хочет мой сын, воин оглала?
— Отец, твои глаза закрыты для света и не могут видеть меня, но пусть уши твои услышат голос несчастного. Отец!.. Отец!.. Прошу справедливости!
— Сын мой, мои уши открыты для твоего голоса. Справедливость будет восстановлена!
— Братья мои! Я требую справедливости!
— Справедливость будет восстановлена! — один за одним повторили члены совета.
— А теперь, — заявил Слепой Бобр, — говори без страха, сын мой! У тебя есть слово вождей!
Кровавый Череп помедлил и, отказавшись на сей раз от столь дорогих его соплеменникам церемониальных речей, выпрямился во весь рост, сорвал с головы колпак из шкуры енота и бросил его на землю. Обнажился изуродованный череп, покрытый лишь розовой блестящей кожицей.
Сахемы обычно бесстрастны, но и они не смогли сдержать восклицаний ужаса и гнева при виде этого зрелища. Впечатление было тем более сильным, что Кровавый Череп с тех пор, как его оскальпировали, никогда не снимал головного убора. Лишь однажды обнажил он голову: при встрече с американцем, чтобы тот узнал его.
— Отец! — сказал Кровавый Череп сдавленным голосом. — Твои глаза не могут видеть моей головы, когда-то украшенной черными косами, гордостью воина. Положи же руку мне на голову, теперь она голая, как горб ободранного бизона…
Не показывая своего волнения, старец осторожно провел ладонью по голому черепу и произнес зловещим голосом живого мертвеца:
— Мои руки чувствуют… Моя мысль видит… Мой сын потерял свой скальп… Мой сын несчастен, но бесчестие не может коснуться такого храбреца, как он!
— Верно сказал отец! Ао! — воскликнули шесть вождей.
— Спасибо, отец! Спасибо и вам, братья! — ответил индеец. — Ваше уважение и ваша дружба — ныне моя единственная отрада. Но что скажут наши предки, когда смерть скует мои члены и дух мой уйдет в Великую прерию, где мужчины моего народа на быстрых, как ветер, лошадях вечно охотятся на бизонов? Предки не признают воина без волос и откажутся принять того, кто пришел с голой головой, похожей на панцирь черепахи.
— Ао! — печально воскликнули вожди, которые могли лишь согласиться со словами Кровавого Черепа о его участи после смерти.
— Однако, — продолжал Кровавый Череп, в крайнем возбуждении, — не думаешь ли ты, отец мой, ты, соединяющий доблесть великого вождя и мудрость старца, что, показав нашим предкам скальп того, кто опозорил меня, я смогу смягчить их гнев?