Читаем Приключения слов полностью

Понятие «целования» отсутствует в этом германском ряду слов, родственных нашему целый. Это не значит, конечно, что германцы не умели целоваться. Но это значит, что у них поцелуй не был частью обрядового приветствия, как у славян. Почему бы так? Потому что обычай здороваться целованием распространился среди славян вместе с греческим православием, и когда славяне принимали православие и в том числе этот обычай, германцы уже давно потеряли связь с греческим христианством и подпали под влияние римско-католической церкви, которая ограничила употребление христианского поцелуя, оставив его только для духовенства.

А ведь слово целовать как будто такое простое, такое понятное всем! Однако, объяснить, почему оно имеет такой смысл, оказалось делом очень хитрым.

Не зная исторической обстановки, в которой слово создалось или приобрело новое значение, не умея разобраться в законах словообразования и в родственных связях слова, трудно понять, почему данная вещь называется так, а не как-нибудь иначе. Чистая догадка здесь не годится, с ней почти всегда попадешь впросак. Кто-нибудь, например, догадается, что гусеница происходит от слова гусь, и ошибется. Гусеница происходит от слова ус. Но чтобы это понять, надо, во-первых, вспомнить, что многие виды гусениц покрыты волосками, а некоторые имеют и усики. Во-вторых, начальный звук г в слове гусеница – случайный: это доказывает украинская форма этого слова – вусеница.

Или кто-нибудь сообразит, что старинный глагол лобызать, лобзать – что значит целовать – происходит от слова лоб. Тут как будто кажется даже, что этот переход легко объясняется. Целовали первоначально, может быть, только в лоб, а не в губы. И это опять будет неверно. Родственные германские, латинские, армянские слова доказывают очень убедительно, что первоначальное значение слова лобзать было близко к лизать. От того же корня происходит немецкое слово, означающее ложка, латинское, означающее губы, германские, означающие лизать, лакать и проч.

Или опять же кто-нибудь решит, что орудие и оружие представляют одно и то же слово. И в самом деле, ведь оружие является только видом орудия – орудием для нападения и защиты. И, с другой стороны, артиллерийское орудие представляет несомненно вид оружия. Наконец, и по форме эти слова очень близки: оружие стоит в таком же отношении к орудию, как сооружать к соорудить. Как будто все так хорошо сходится и так понятно, что не требует дальнейших разъяснений!

Однако, все эти доказательства – мнимые, и все эти соображения совершенно не верны. Оружие и орудие – совершенно различные, вовсе не родственные между собой слова, и по своему первоначальному смыслу они стояли чрезвычайно далеко друг от друга. Теперешняя близость их по значению и форме создалась случайно или, вернее, исторически, под влиянием обстановки, в которой они употреблялись. Оружие – чисто русское слово и, как это ни кажется неожиданным, происходит от того же корня, что и глагол ругать. Но вспомним, что и слово брань, означающее в наши дни именно ругань, в старину значило не что иное, как бой, сражение. Того же корня слова борьба, борец, оборона. А чешское брань и польское бронь означают как раз оружие. Действительно, переход значения от сражения к ссоре и ругани – переход, вполне понятный. Оружие первоначально должно было, следовательно, означать нападение, нападки. В этом значении оно и встретилось со словом орудие, которое, в свою очередь, первоначально вовсе не имело теперешнего значения.

Слово орудие очень древнее, оно имеется во всех славянских языках, и все же оказывается, что это слово не славянское, а заимствованное из германского арунти (arunti), значение которого было посольство, поручение* [*Сравните современное английское errand (поручение, задание) из древнеанглийского aerende. (Прим. ред.)]. Орудие сохранило первоначальный смысл, близкий к посольству, в чешском и польском языках, где оно означает посредничество и извещение. Этот переход понятен. В древнерусском языке орудие получило значение дело, предприятие, в украинском – работа, хлопоты. Этот переход от поручения тоже довольно ясен: поручение состоит в выполнении какой-то надобности в каком-нибудь деле. В таком смысле употребляет это слово старинный летописец: «Иде князь Всеволод в Смоленск своим орудием», то есть по своей надобности, по своему делу. «Княже! Есть у меня к тебе орудие велико», то есть имеется серьезное дело. «А орудие судить посаднику месяц, а дале того им орудия не волочить», то есть надо решить дело без проволочек.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Агония и возрождение романтизма
Агония и возрождение романтизма

Романтизм в русской литературе, вопреки тезисам школьной программы, – явление, которое вовсе не исчерпывается художественными опытами начала XIX века. Михаил Вайскопф – израильский славист и автор исследования «Влюбленный демиург», послужившего итоговым стимулом для этой книги, – видит в романтике непреходящую основу русской культуры, ее гибельный и вместе с тем живительный метафизический опыт. Его новая книга охватывает столетний период с конца романтического золотого века в 1840-х до 1940-х годов, когда катастрофы XX века оборвали жизни и литературные судьбы последних русских романтиков в широком диапазоне от Булгакова до Мандельштама. Первая часть работы сфокусирована на анализе литературной ситуации первой половины XIX столетия, вторая посвящена творчеству Афанасия Фета, третья изучает различные модификации романтизма в предсоветские и советские годы, а четвертая предлагает по-новому посмотреть на довоенное творчество Владимира Набокова. Приложением к книге служит «Пропащая грамота» – семь небольших рассказов и стилизаций, написанных автором.

Михаил Яковлевич Вайскопф

Языкознание, иностранные языки