Приключения Онфима в средневековом Новгороде

Дождь закончился. Солнышко ласково грело землю, траву деревья, да кажется всё вокруг. Стоя на крылечке Онфим с интересом наблюдал, как от крыш домов, разогретых солнцем, от спины отцовского коня Орлика, от мостовой поднимался пар, словно все они только что вышли из бани. Ах, как хотелось поглядеть на этот чистый, умытый дождём, мир! Онфим вышел на улицу. На мостовой пахло свежим деревом, печным дымом и полевыми цветами.

– Эй, Онфимка! – услышал мальчуган за своей спиной знакомый голос и обернулся. Это был друг отца, дядя Вышата. Шёл он, видимо, с Торга, ибо вёл под уздцы коня с поклажей. – Дома ли отец?

– Дома. – ответил Онфимка. – Скоро пойдём с ним лодью править, чтоб к Готскому берегу идти. – гордо добавил мальчуган.

– Что ж, и ты пойдёшь? – рассмеялся дядя Вышата.

– А то! – Онфимка гордо выпятил грудь, мол, гораз взрослый, да и говорит с важным видом: – А ты с Торга, дядя Вышата?

– С него! – Вышата вытянул из короба ещё горячий пирожок и протянул мальчику. – Держи-ка. С зайчатиной!

Приняв ароматный подарок, мальчуган поблагодарил знакомого и побежал по улице. Пробежал он мимо Кремля, глянуть, нет ли у его стен друзей – Зубера да Твердяты, сына дяди Вышаты. Так и добрался Онфим до Людина конца Великого Новгорода. Возле ограды Варварина монастыря он уселся на груду брёвен, и принялся лакомиться неожиданным угощением.

– Р-р-р! – послышалось откуда-то сбоку. Онфимка насторожился.

– Р-р-р! – снова послышалось рычание. Вскоре из-за кустов показался большой чёрный пёс Буянко. Слава о нём шла не добрая. Говорят, что когда-то один человек сильно побил Буянку палкой, с тех пор пёс и стал относиться к людям, словно к чужим. Кусать он никого не кусал, но на всех рычал и хохлился. От того ребята его и боялись. Хозяина у собаки не было, и голодный, привлечённый запахом пирожка, Буянко решил отнять его у мальчика.

Вот Онфим и бросился бежать от пса. А тот за ним. Чует он аромат мясной начинки, а брюхо голодное зовёт в погоню, да еды требует. Вот пробежали они по улице Ярышева, свернули на Пробойную, после добежали до Черницына. Чует Онфимка, не убежать ему от собаки. Тут он открыл калитку и нырк в чей-то сад. А Буянко за забором остался. Забежал Онфимка в чужой дом, отворил дверь в горницу, а там на него как глянет кто-то – глазищи большие, и пальцем грозит! Совсем страшно стало мальцу. Сел он в уголок, подле крылечка и заплакал. Тут его кто-то легонько за плечо тронул. – Ты кто таков? – спрашивает. Поглядел Онфим, а это дядька какой-то в иноческой рясе, краской измазанной, бородат, на голове кудри, что смоль черны, но глаза добром сияют, словно улыбаются. И говорит как-то тепло, по-домашнему, что и не страшно совсем. Успокоился Онфимка, да и рассказал, как зовут его, да как от собаки удирал.

– Ну, тут тебе бояться нечего. – незнакомец погладил по голове мальчика.

– А ты кто? – поинтересовался Онфим.

– Я то? Зовут меня Олисеем. Я иконописец.

– Ух ты! – Онфим даже привстал, и от прежнего страха его не осталось и следа. – А дай поглянуть, как это? – стал просить он.

– Ну, пойдём. – Олисей открыл дверь в горницу и позвал за собой Онфимку. Тот осторожно подошёл к порогу, поглядел на мастера, а затем тихо произнёс: – Нее. Там какой-то дядька пальцем грозит.

– Дядька? – изумился Олисей. А потом рассмеялся. – Да это же Никола Мирликийский. Посмотри!

Онфим заглянул в горницу и рассмеялся сам. Прямо напротив двери стояла незаконченная икона чудотворца Николая, поднявшего десницу в крестном знамении. А Онфимке-то со страху показалось, что он пальцем грозит.

– А ты иконы на этих досках рисуешь? – спросил Онфим у Олисея. Засмеялся Олисей: – Иконы, малец, не рисуют, а пишут. А доски это не простые, а специальные. Годится для икон не всякое дерево, а только дуб, липа, берёза, сосна или ель, а для самых почитаемых из-за моря привозят кипарис. Готовую доску покрывают левкасом.

– А это и есть левкас? – поинтересовался Онфим, глядя как иконописец кладёт на деревянную основу слой за слоем белую кашу.

– Угадал. – усмехнулся в бороду мастер. – Делается он из рыбьего клея и мела. С ним и краска ровнее ложится, и держится дольше. Такая икона прослужит лет сто, и даже более.

– Ух ты! Больше ста лет! – изумился Онфим. – А какая здесь будет икона?

– Здесь будет Одигитрия. Для монастыря, что в Аркажах.

До вечера смотрел мальчик, как мастер Олисей иконы пишет. Даже научился сам краски творить.

– Смотри, вот белый порошок – это белила. Они получаются, когда свинец в уксусе мокнет. – учил иконописец. – А вот берём белила, и нагреваем… Видишь, он краснеет. Это сурик.

Олисей даже позволил Онфимке попробовать растереть блестящие камешки в порошок. Правда у того ещё плохо получалось. – Эх, маловат ты. Вот подрастёшь, будет у тебя силы поболе нынешнего, так и сможешь сии камешки в краску перетирать. – вздохнул Олисей.

А дома, вечером, Онфим рассказал о своём приключении. И о собаке и о новом знакомом – дяде Олисее.

– Олисей Гречин мастер знатный. – сказал отец. – Не плохо, коли сдружился с ним. Он доброму научит.

3. Дождик, улыбнись!