Читаем Приключения нетоварища Кемминкза в Стране Советов полностью

из-за врожденной любви творца к метафорам — усугубленной российским извечно безжалостным (когда-то царским, а ныне социалистическим) Гей-Пей-Уу, он же секретная полиция, — лица, описанные в эйми, замаскированы под прозвищами. Один человек может иметь несколько прозвищ: так, в мой первый день в Москве (12 мая) «1 сверхблагожелательный обитатель Кембриджа масс[67] (ежегодно зимующий по полгода в России и сочиняющий между делом труд о театре)» становится Г-ном Сочинителем, ментором, благодетелем из благодетелей, Вергилием, Сивиллой, самой добротой, чп (человеком покойным), 3-м добрым малым из Кембриджа, нашим ангелом-хранителем, дантовским проводником и регистратором. Как ВЕРГИЛИЙ, он один из главных героев эйми. Другая героиня — дочь Лэка Данджона (с точки зрения марксистов, которые причислили ее в меру популярного папу к лику Великих, Пролетарских то есть, Писателей) она же БЕАТРИЧЕ (по отношению к ВЕРГИЛИЮ) она же Турчанка или Гарем в отношении к главному герою номер три — это ТУРОК, кое-где именуемый Ассириянином или вот этим буржуйским лицом или Чарли. Следующий — НООИНГЛУНДЕЦ из Одессы, также известный как покойник, ментор или НОО. И наконец, у нас есть tovarich (товарищ) peesahtel у hoodozhnik (писатель и художник) Кем-мин-кз (мое имя по-русски), он же Я или К, он же Поэтес (от греч. ποιήτης = творец = поэт). А также: собор Василия Блаженного в атеистической Москве тоже под маской — сначала фигурирует как «Что-то сказочное»; затем как «сущий спиральнополосатодивный-чудоананас», и далее — как «Собор тысячи и одной ночи», сокращенно «Тысяча и одна ночь»

<…>

<p>ЭЙМИ</p>

Вс 10[68]

ЗАКРЫТО[69] — вот, кажется, ключевое Слово: господин снизу («ça ne vous fait rien si je me déshabille?»[70]) чей багаж покушается на тошнотворную аккуратность deuxième[71] гроба Закрыто окно (Вы не думаете, что мы задохнемся от дыма?) и тактично похоронный проводник, после милорда мельком сегодня в дремоте после пирогов и пива мистера мома[72], Закрыта наша дверь (сегодня утром я был совершенно изумлен: встретил, по пути на завтрак, Свежий Воздух! — в troisième[73] общей могиле)

а обед был поЗакрытее кладбища: 4 отельных мертвеца в одной несвоейтарелке: и ни одного призрака общения. Тяжеловатая жрачка; поскольку (вчера вечером, Заперт в бездыханной коробке с ворчащей куклой[74]) бочком протиснулся в Германию (но та вихрящаяся могила в горизонтальном положении была менее Закрытой, чем пустейшая прямоугольность, называющая себя «essen»[75])

хмурящееся небо, и кругом — Затворы — сырые мрачные поля, закопченные городишки.

Оживило:

(1) кондуктор (или что-то вроде) в цветах напоминающих, как те дети-наши предки-расписывали бы образы дам-прекрасных-полнотелых (изображали, вместе с другой трогательной чушью, на quais[76])

(2) Das Magazine[77] — по меньшей мере 2 аппетитных безмалогои т.д. девчонки

(3) удивительно ухорукий ветряк выглядывающий из-за недолгого крайсвета

(4) «ОО»

(5) огромаднейший (идомечтыобтекаемый) локомотив-обнаженно-летящий-крайне-лениво-который (мимогановерскоговокзала) — проскользнул-шурша-торможением

и в рамке

nie wychylaá sie

omwieraá drzwia

podczas biegu pociagu[78]

…Bahnhof Zoo[79] (вертящиеся колокола (церковь узнали мы (в парк я вошел)))

на остановке: отвратительно роботоподобный ребенок окутанный диким Blau[80], размахивающий таким же шариком на кончике веревки и охраняемый плоскостопной мамашей. Входит безволосый папаша, тянет самокат за руль; жесты: устало… но жизнь, жизнь! — они выпустили вялый противный шар и глупо дубасят по нему между собой.

Остановка — пироги и пиво закончились («ну, до свиданья» мне) и поцелуй 2 друзей подруку появившихся, из которых 1 (бодрый, жизнепышущий; усатый) наследует нижнюю, прежде занятую Замкнутым.

«Дело в том, что хорошо бы потесниться», — сказал он, задумчиво устремив взгляд к потолку.

«Да, тут много всего другого лежит», — соглашаюсь я.

«М-д-а».

«Купе маленькие», — осмеливаюсь допустить я.

«Точно. Но это —», указывая на позолоченный выступ, возникающий по какой-то орнаментальной непричине, «раньше торчало больше».

Его дружок (большой, гладковыбритый; с искривленным ртом) временно приправил нашу коморку величием водяного смерча. У него тоже английский: на котором рассказывает, что жаждет охоты в некой пока еще сказочной стране…

«Я пришел туда, и все были очень милы и вежливы, и девушка сказала мне Все в порядке Все в порядке ведь Вы польский гражданин. Но расходы!»

«сколько стоила бы небольшая охотничья поездка в Россию?» — спрашиваю я

«она говорит двадцать пять долларов. Я говорю как-то дико дорого. А она потом Но можем скинуть до семнадцати. Все равно ужасно дорого».

«Двад-цать… пять… дол-ла-ров?» — смутно возмутился усатый

«Двадцатьпятьдоллароввдень».

«А, в день-гм. Ну, думаю ты бы удивил их, приехав со своим оружием и слугами и прочим», подмигнул он мне и тряхнул à la Зверобой. «Со своими слугами! Как раньше! Это забавно было бы, а? Что-то новенькое для них!»

Перейти на страницу:

Все книги серии Avant-garde

Приключения нетоварища Кемминкза в Стране Советов
Приключения нетоварища Кемминкза в Стране Советов

В книге собраны тексты, связанные с малоизвестным в России эпизодом из истории контактов западной авангардной литературы с советским литературно-политическим процессом. Публикуются избранные главы из романа «Эйми, или Я Есмь» — экспериментального текста-травелога о Советской России, опубликованного в 1933 году крупнейшим поэтом американского авангарда Э. Э. Каммингсом (1894–1962).Из поденных записей странствующего в советской преисподней поэта рождается эпического размаха одиссея о судьбе личности в тираническом обществе насилия и принуждения. На страницах книги появляются Л. Арагон и Э. Триоле, Вс. Мейерхольд и 3. Райх, Л. Брик и В. Маяковский, Н. Гончарова и М. Ларионов, И. Эренбург и Б. Пастернак, Дж. Джойс и Э. Паунд. Впервые русский читатель узнает о замалчиваемом долгие десятилетия образце испепеляющей сатиры на советское общество, автором которой был радикальный американский поэт-авангардист. Издание снабжено обстоятельной вступительной статьей и комментариями. Книгу сопровождают 100 иллюстраций, позволяющих точнее передать атмосферу увиденного Каммингсом в советской Марксландии.

Коллектив авторов

Историческая проза

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза