Приключения на Полоде

Эдгар Берроуз ПРИКЛЮЧЕНИЯ НА ПОЛОДЕ

ПРЕДИСЛОВИЕ

Мы сидели в гостях на вечеринке в Даймонд Хэде. После затянувшегося обильного обеда, когда мы удобно устроились в мягких креслах, разговор зашел о легендах и суевериях древних гавайцев. Среди нас оказалось много старожилов этих мест, а также немало тех, в чьих жилах американская кровь смешана с гавайской, и мы с удовольствием слушали их рассказы.

Большинство гавайских легенд довольно наивны, хотя часто и занимательны, зато многие их суеверия очень жестоки и зловещи.

Признаться, сам я не суеверен по характеру и не верю в призраки, так что все услышанное в тот вечер воспринял, скорее, как увлекательные сказки. И уж, конечно, они никоим образом не могли быть связаны с тем, что произошло позже той ночью. Я даже едва ли думал об этих рассказах, после того как покинул гостеприимный дом наших друзей, и не знаю, зачем упомянул сейчас о них, — разве только потому, что они имеют известное отношение к удивительным и загадочным явлениям, а то, что случилось позже, безусловно, относится именно к этой категории.

Мы вернулись домой довольно рано, и уже к одиннадцати часам я был в постели, но заснуть мне так и не удалось. Около полуночи я поднялся, думая поработать немного над наброском новой повести, недавно задуманной мной.

Я сидел перед своей пишущей машинкой, уставясь на клавиатуру и пытаясь вспомнить детали сюжета повести, уже довольно подробно продуманные накануне, но теперь, как назло, ускользающие от меня. Я смотрел так долго и так пристально, что клавиши как будто затуманились и поплыли перед глазами.

Чистый лист бумаги словно в нерешительности торчал из машинки. Девственно белый лист, которого еще не коснулась рука человека. Мои руки покоились на том месте, где когда-то была талия, находясь примерно в нескольких дюймах от клавиатуры, — и тут внезапно начало твориться что-то странное. Клавиши сами по себе стали вдруг опускаться с поразительной скоростью, и на бумаге появлялась строка за строкой. Ручаюсь, рука человека не притронулась к клавиатуре. Кто же тогда печатал этот текст? Или — что?

Я поморгал глазами и потряс головой, решив, что попросту задремал за машинкой. Но это было не так. Кто-то или что-то печатало на ней свое послание, и печатало так быстро, как этого никогда не удалось бы сделать ни одному человеку.

Я передаю это послание точь-в-точь таким, каким сам впервые прочитал его. Не могу гарантировать, однако, что оно дойдет до вас в первозданном виде, уважаемый читатель. Ведь ему еще предстоит пройти через руки редактора, а уж редактор, скорее всего, не удержится и исправит слово Бога.

Глава 1

Я погиб за немецкой линией фронта в сентябре 1939 года. Три мессершмидта атаковали мой самолет, но мне удалось послать два из них в штопор, и они рухнули на землю, взметнув к небу клубы дыма и огня. А потом настал и мой черед: мой самолет спикировал и устремился вниз, сделав свой последний вираж.

Меня зовут… Хотя, пожалуй, не стоит об этом. В нашей семье еще прочно сохраняются многие пуританские черты досточтимых предков, и в ней так пугаются всякой огласки, что даже объявление о смерти сочтут проявлением дурного тона. Мои близкие считают меня покойником. Что ж, пускай думают так и дальше. Может, так оно и есть на самом деле. Во всяком случае, немцы, вероятнее всего, похоронили меня.

Перемещение — или, как это еще назвать, не знаю, — произошло совершенно мгновенно, потому что моя голова еще кружилась от последнего, смертельного виража, а в ушах еще стоял гул мотора, когда я открыл глаза и обнаружил, что нахожусь в каком-то саду. Повсюду были деревья, кусты, цветы на хорошо ухоженных лужайках. Но более всего меня поразило то, что этому саду конца-края не было видно. Он простирался, кажется, до самого горизонта, по крайней мере настолько далеко, насколько мог охватить мой взор. Ни строений, ни людей вокруг себя я не заметил.

Отсутствие людей поначалу весьма обрадовало меня, поскольку я был совсем без одежд. Я считал себя мертвым, да я и должен был бы им быть, после всего, что со мной приключилось. Когда пулеметная очередь пробивает вам сердце, секунд пятнадцать вы еще сохраняете ясное сознание — вполне достаточно для того, чтобы понять: это был ваш последний в жизни вираж и спасти вас может лишь чудо. Я думаю, подобное чудо произошло и со мной.

Я оглянулся вокруг, ища глазами немцев или свой самолет, но не обнаружил ни противника, ни машины. Зато мне удалось подробнее рассмотреть деревья, кусты и цветы, окружавшие меня. Ничего подобного прежде мне не доводилось видеть. Не скажу, чтобы растительность была так уж разительно непохожа на привычную мне, однако подобных видов я раньше не встречал нигде. Мне даже пришло в голову, что я очутился в немецком ботаническом саду.

Но прежде всего неплохо было бы выяснить, насколько тяжело я ранен. Я попытался подняться на ноги, и это мне без труда удалось. Мысленно поздравив себя с чудесным спасением, я вдруг услышал женский вскрик.