Приключения Мишки Мочалкина

Хвостиков уставился на виноград, будто сроду его не видал. Сначала он разглядывал кисть с расстояния, потом подошел ближе и глянул на нее с одной и с другой стороны, потом отщипнул самую большую виноградину и начал жевать, сильно двигая губами и прижмурив глаза, как верблюд в зоопарке. Он оторвал другую виноградину, внимательно осмотрел, положил в рот и опять начал чмокать, морщиться и трясти головой, будто ел не виноград, а лимон. Точно так же он поступил с третьей виноградиной, четвертой… Когда на веточке осталось несколько жалких, сморщенных ягод, он сказал:

— Нет, не хотим…

— А не можете вы зайти ко мне на минутку, — спросил дядька, — я вот тут живу.

— Ни-ни! — замахал руками Хвостиков. — Нас уже весь поселок ищет! Нужны! Быстрей, ребята!

Скрывшись от дядьки, который сильно удивился. Хвостиков сказал:

— Хитрый какой! Хотел заманить на свою дачу да и запереть в подземелье! Они всегда так делают, я сразу раскусил!

— Интересно, где он взял виноград? — задумчиво спросил Люлик. — Он же сейчас не продается…

— Прислали из-за границы! — уверенно заявил Хвостиков. — Не очень вкусный, хуже нашего.

— А он не отравленный? — спросил Мишка.

Хвостиков остановился и побледнел. Он стоял долго, стараясь понять, что делается у него в животе.

— Ну как? — обеспокоился Мишка. — Чувствуешь что-нибудь?

— Ноет… — шепнул Хвостиков.

— Может, в больницу?

Хвостиков слабо повел рукой и сказал умирающим голосом:

— Не… Не могу… Они меня там… Я у них водопровод украл…

— Как? Хвостиков лег под забором, сложил на груди руки и все более слабеющим голосом заговорил:

— Собирали мы… прошлой весной… металлолом… с метизами… а я лечил зуб… и увидел… там, во дворе, сложены какие-то трубы… Я врачу говорю… «Там трубы лежат ржавые… можно, мы их возьмем?..» А она: «Да берите…» Пришли мы с двумя тележками, увезли их и сдали в металлолом… Потом оказалось, что они приготовлены для водопровода, а врач про них не знал… их искать… Но поздно… И лучше я тут умру, под забором…

— А ты что чувствуешь?

Хвостиков безнадежно повел пальцем, показывая, что дела его так плохи, что об этом не стоит и толковать. Он перекатился на бок, закрыл глаза и только изредка громко дышал, как бы испуская последний вздох…

— Если я умру, — опять заговорил он, — пускай меня похоронят в братской могиле… цветов никаких не нужно. Лучше пусть дадут вверх три залпа… А оркестр пусть играет «Тачанку»… Это была моя любимая песня. Имущество свое завещаю вам… Сейчас я расскажу, где оно у меня лежит, чтоб вам напрасно не искать…

Но спокойно умереть ему не дали. Откуда ни возьмись появился вооруженный патруль метизов, и ребята очутились в плену.

— Вот и сам Мочалкин — агент лягушей! — воскликнул их командир Сема и слегка толкнул ногой Хвостикова: — Вставай, чего разлегся! Показывай документы.

Хвостиков сразу вскочил, зачем-то пощупал трусы там, где должны быть карманы, и пожал плечами:

— Нету, понимаете…

— Ага! — кивнул Сема. — Значит, нету у вас документов? Я так и знал! Тогда вы — шпионы лягушей! Руки вверх!

— Ну, нет… Это недоразумение… — сказал Хвостиков, поднимая руки.

— А куда же вы тогда пробираетесь?..

— Так разве мы пробираемся? Я лежу, а не пробираюсь, я шпионом отравленный…

Сема многозначительно прищурился:

— Не ври насчет шпионов. Какой же ты отравленный, когда ты живой, а?

Один из метизов вмешался:

— Сема, этот против нас колдовал на футболе!..

— А ты помалкивай! — сурово одернул его Сема. — Ты думаешь, командир без тебя не разберется? Подтяни пояс, разболтался, как собачья корова!

— Это недоразумение… — испуганно лепетал Хвостиков, — колдовство — предрассудок…

— Конечно! — подтвердил Сема. — Колдовства не бывает. А это значит, что они не колдуны, а шпионы! Поэтому мы их сейчас по закону военного времени расстреляем! Вот так — щелк!

Он согнул коленку, и в ней что-то щелкнуло.

— Что это у тебя так щелкает? — спросил Хвостиков, стараясь оттянуть время до расстрела.

Суровое лицо командира сразу подобрело.

— Ревматизм! — с гордостью сказал он. — Могу щелкать сколько угодно раз! Ну, сколько? Три?

Он три раза согнул и разогнул коленку, и каждый раз коленка тихо щелкала.

— Ну? — обратился Сема к пленным. — Видели вы еще у кого-нибудь такую штуку?

— Нет…

— Где уж нам…

— То-то! Это болезнь редкая, неизлечимая. Я вообще больше ничем никогда не болел, но уж если заболел, то — на всю катушку. Да и это у меня позавчера только проявилось. Да руки можете опустить… Значит, вам не приходилось еще видеть такой ноги?

— У моего отца ревматизм, — некстати сказал один из метизов, и Сема, который совсем уж пришел в хорошее настроение, опять озлился:

— От-ца? Какой может быть у твоего отца ревматизм? Так, какой-нибудь… Что ты вообще можешь понимать в ревматизме? Да и врешь, наверно! Ты хвастун известный! Чем рассуждать, о чем не понимаешь… пуговицы у него расстегнуты, как у разгильдяя! Никакой дисциплины!.. От таких солдат хоть в какой-нибудь зверинец сбежать!.. А вас, — обратился он к Мишке, Люлику и Хвостикову, — я отпускаю. Вы ребята ничуть не подозрительные. Я вас знаю.

Он скомандовал подчиненным:

— Шагом марш!

И те, недовольные, зашагали дальше.