Теплые письма Ольги приносили в Москву радость и жажду работы. Еще тогда я решил, что если стану путешественником-геоботаником, то первое открытое новое растение назову ее именем - Ольгиола, а если придется открыть гору или речку, я назову ее Ольгинской горой, речкой Ольгой. А пока что я послал ей в подарок ко дню рождения небольшой перламутровый гребешок, купленный в комиссионном магазине.
Но спустя полгода, к моему удивлению, письма стали приходить все реже и совсем короткие, потом и вовсе не стали приходить, а весною сорок первого года Ольга написала, что вышла замуж. Эта вторая рана была очень мучительной.
Потеряв всякую надежду найти себе верную подругу, я решил полностью отдаться науке и работой над книгами в уютных залах Ленинской библиотеки безуспешно лечил сердечную рану.
Когда Москва переживала тяжелые дни войны, удерживая фашистские полчища в тридцати километрах от стен древнего Кремля, я еще учился в летном училище. И не думал, конечно, что Ольга могла быть в Москве, но мысли о ней продолжали преследовать. Во время коротких прогулок я часто ловил себя на том, что ищу ее среди незнакомых женщин.
После войны я заехал в Николаевку к Тимофею Семеновичу, чтобы узнать хоть что-нибудь об Ольге. Старик встретил меня, как родного сына, а когда я спросил об Ольге, он притих, ссутулился и, вынув из кармана замусоленный платок, стал вытирать упрямые слезы.
От него я узнал, что во время блокады и в первый год оккупации Одессы Ольга оставалась в городе, а в следующее лето приехала в свою Николаевку, что недалеко от Одессы. Здесь она вела себя так, будто нет никакой войны, нередко сидела с немецкими офицерами в саду, шутила с ними. Вскоре одного из ее знакомых - гауптмана - нашли убитым в том небольшом лесу, где мы с ней провели памятную ночь после первой встречи. В селе начался переполох. Рядом с убитым офицером немцы нашли затоптанный в траве перламутровый гребешок. Этот гребешок в Николаевке был единственным, и его знали многие односельчане и даже офицеры. Ольгу схватили гестаповцы, а утром все жители села увидели ее повешенной среди зеленой улицы против окон школы. Через три дня ее схоронили вместе с умершей от горя матерью в школьном фруктовом саду.
Надо было прожить еще годы, чтобы забыть это горе.
И хотя во время аварии я потерял карту, но я ее так хорошо изучил перед вылетом, что точно знаю - ни этих гор, ни озера на карте нет и я являюсь их первооткрывателем. И если уж до сих пор мне не пришлось найти нового растения - Ольгиолу, то с радостью назову голубое озеро Ольгинским, а гору, у подножья которой я и веду эти записи, - Светлой горой. Итак, Ольгинское озеро у Светлой горы с Орлиным утесом.
ПЕРВАЯ ВСТРЕЧА
К западному спаду горы я спустился сейчас же после боя с орлами. Скалы здесь заканчивались двадцатиметровым обрывом, за которым от самого озера начинался крутой подъем покрытого лесом увала. Между обрывом и увалом лежит небольшая площадка ровного, усеянного крупными камнями, но вполне доступного берега.
В стене скалистого обрыва, у самой береговой площадки, я нашел небольшую пещеру метра полтора глубиной и такой же высоты и ширины. Над входом в пещеру козырьком навис покрытый лишайником базальтовый выступ. Эта пещера может служить хорошим укрытием в ненастную погоду, из нее видна часть озера, заросший ельником и хвойной молодью западный берег. Там вдали, у изгиба берега, тянется неширокая падь, которая уходит к мари у моего шалаша и соленого водоема.
У пещеры из воды выступает шесть отшлифованных льдом и водою каменных глыб, когда-то сорвавшихся со скалы в озеро. Они так удобно расположены, что даже требовательному любителю клева лучшее место для закидывания удочек и искать грешно. Огорчило только то, что ни на дне пещеры, ни на ее стенках я не нашел никаких следов пребывания человека в ближайшие полсотни лет.
За полчаса я вынул из озера штук пять золотистых карасей, одного окунька и двух ершей. Потом вода слегка вздрогнула, зазыбилась, и клев вдруг прекратился. Сматывая удочки, я посмотрел на залитый заходящим солнцем береговой изгиб и понял причину появления зыби. В полукилометре от меня, мыча и фыркая, в озере купались три огромных лося. Через минуту к берегу спустился и смело зашагал в воду четвертый, потом пришли две комолые самки и еще… и еще… Так, не подходя близко друг к другу, в воде собралось целое стадо спасающихся от гнуса таежных великанов. Они купались долго и с наслаждением, потом окунали длинные горбоносые головы в воду вблизи берега, вытаскивали оттуда целую беремку корневищ прибрежных растений, не спеша отмывали добычу от грязи и, втянув в огромную пасть, деловито жевали и опять погружали головы в воду за свежей порцией лакомой пищи.