– Хорошо! Теперь я вижу, что вы джентльмен. Вы можете успокоить Голькара относительно участи его дочери. Она в моем лагере: два часа тому назад ее привез сюда Рао. Она – весьма драгоценный для нас залог, но ей не сделано и не будет причинено ни малейшего зла. За это ручается честь английской армии; впрочем, сам Рао относится к ней с уважением, так как ему предстоит жениться на ней: это будет вознаграждением за его содействие…
– Скажите лучше, за его гнусную измену!
– Назовите как вам угодно! О словах я спорить не буду… А теперь, господин Коркоран, если вы желаете увидеть прелестную Ситу и известить ее отца, что она жива и здорова и находится в лояльных руках, я вовсе не против этого и можно тотчас призвать ее сюда.
– Я не осмелился просить вас об этом, господин полковник, и глубоко благодарен вам за ваше предложение.
Полковник ударил в гонг. Тотчас появился Джон Робартс. Он ждал с любопытством и нетерпением конца разговора и был крайне изумлен, увидев, что Коркоран спокойно сидит у стола напротив полковника, а Луизон лежит между ними ними, скрытая ковром, покрывавшим стол. Полковник, обращаясь к вошедшему поручику, сказал:
– Робартс, пойдите к мисс Сите и приведите ее сюда с полным уважением, которое обязан проявить английский джентльмен к даме самого высокого происхождения.
– Но, полковник… – отвечал Робартс, желавший предупредить полковника о присутствии Луизон.
– Вы еще не ушли? – сказал с флегматическим высокомерием Баркли.
Робартс, вынужденный повиноваться, с опущенной головой вышел из палатки.
– Вы, вероятно, незнакомы с долиной реки Нербуды? – спросил Баркли тоном туриста, расхваливающего великолепие какого-либо вида. – Это чарующая страна. Там есть места, в тысячу раз великолепнее, чем в Альпах и Пиренеях… Вы, милостивый государь, можете мне относительно этого поверить, потому что я девять лет прожил там, не имея другого общества, кроме каменных утесов гор и шпионов, сообщавших мне обо всех действиях Голькара… Ах, сударь! Какое скучное дело получать, анализировать, классифицировать и оценивать рапорты полиции! Если вы немного геолог, подобно мне… Вы геолог? Нет! Очень жаль!.. Геология моя главная страсть… Ах, если бы вы были геолог, какие бы славные экскурсии мы бы с вами сделали дней через восемь, потому что мне достаточно этого срока для ниспровержения Голькара. Вам, быть может, неприятно это слышать, так как вы дружны с Голькаром. Ну хорошо! Не будем говорить об этом… Надеюсь, сударь, что вы сделаете мне честь обедать сегодня у меня?
Коркоран извинился, уверяя, что не имеет возможности принять это любезное приглашение.
– А! Понимаю! Вы опасаетесь, что обед будет плох… Но успокойтесь. У нас имеется превосходное французское вино, страсбургские пироги, английские пудинги и вообще все, что производится на земном шаре вкусного и изящного для удовольствия джентльменов… Итак, дело решенное, вы обедаете у меня?
– Господин полковник, – отвечал Коркоран, – крайне сожалею, что не могу принять ваше любезное, дружеское приглашение, так как тороплюсь успокоить Голькара.
– Успокоить Голькара, милейший господин? Что вы! Я вас оставляю у себя! Напишите Голькару, и этого совершенно достаточно. Неужели вы полагаете, что я допущу вас возвратиться в неприятельский лагерь после того, как вы увидели мой лагерь? Я возвращу вам свободу только тогда, когда мы овладеем Бхагавапуром.
– А если, полковник, вы никогда им не овладеете? – спросил Коркоран, начинавший приходить в негодование, видя, что с ним обращаются как с военнопленным.
– Если мы никогда не возьмем Бхагавапур, то и вы никогда туда не возвратитесь, хотя бы не только Лионской академии, но и всем академиям в мире пришлось бы отказаться от чтения рукописи законов…
– Полковник! – отвечал Коркоран. – Вы нарушаете международное право.
– Вот как?
Но в эту минуту появилась Сита, и ее присутствие помешало начинавшейся ссоре.
– Ах! – воскликнула она, взглянув на Коркорана глазами, в которых сверкала радость. – Я знала, что вы явитесь сюда искать меня!
Эти слова наполнили сердце Коркорана невыразимой радостью. Следовательно, на него она надеялась! Следовательно, от него ожидала спасения. Но в настоящий момент было не до объяснений, и притом Коркоран опасался, что приход Робартса или кого-либо другого из офицеров штаба каждую минуту может помешать осуществлению задуманного им плана освобождения. Наконец он сказал:
– Итак, полковник, вы отказываетесь предоставить мне свободу?
– Отказываюсь!
– Вы вопреки всякой справедливости удерживаете у себя принцессу Ситу, похищенную у отца негодяем, которого вы желаете сделать ее мужем.
– Вы, кажется, позволяете себе допрашивать меня? – высокомерным тоном сказал Баркли, протягивая руку к гонгу.
– Итак, пусть будет, как решит судьба! – сказал капитан.
Прежде чем Баркли успел пошевелиться, капитан, схватив гонг, отложил его в сторону и, с быстротою молнии вынув револьвер из кармана, прицелился в полковника, воскликнув:
– Если вы кого-либо позовете, я размозжу вам череп!
Баркли, сложив на груди руки, сказал презрительным тоном:
– Разве я имею дело с разбойником?