— И сумку заберите, а я загоню машину в гараж,— сказал дядя Михась. Но из машины не вылез, палку в руки не взял, чтобы гнать.— Не задерживайтесь, сразу идите домой.
Когда машина отъехала, Коля сказал:
— Подождём папу во дворе. И собачки заодно погуляют.
Двор был очень большой и так засажен кустами и деревьями, что ни конца ни края не видать. Запахов собачьих было много, я их снова слышал. Каждый куст, каждое дерево, каждый пригорок во дворе имели свой запах, собаки ставили на них свои метки не раз. Но собак покуда мы не видели, видели людей, гуляло много женщин и мужчин, бегали дети. Из окон во двор лился свет, слышалась музыка.
У нас дрожали ноги, мы ещё не отважились как следует пробежаться, а тут нас окружили дети. Кто стоял, кто присел, кто гладил, а кто и на руки пробовал взять. Были и такие, которые допытывались, какой мы породы, или говорили: «Дворняжки!»
— Сам ты дворняжка! — огрызнулся Коля.
— Не трогай. Что за собака из неё вырастет, если каждый будет хватать и гладить? — кричал Толя.
Бдруг послышались крики:
— Жужу выпустили! Жужка, сюда! Фью!
— Жужа, познакомься!
Дети расступились, и в круг пролезло небольшое лохматое существо. Нельзя было понять, где у этого волосатого комочка хвост, а где голова. А чтоб по-собачьи познакомиться, ведь надо знать, где хвост, что поначалу нюхать?
— Может, это кот? — спросил Боб. Но потыкался носом — собакой пахнет.
— Ты слева, я справа — вперёд!
Мы прыгнули на Жужу с двух сторон, вцепились зубами в шерсть. Жужа завертелась волчком, мы зубов не разжимали и взлетели на воздух. Жужа испуганно взлаяла, резко повернулась в другую сторону. Мы свалились…
— Фу! Что за щенята теперь пошли! — негодующе протявкала она.— Ваше счастье, что вы маленькие, а то бы я вас…— она полизала один бок, потом другой. И мы поняли: там, где мелькает язык,— голова.
Мы виновато повиляли хвостиками, сели. Ошиблись, случается…
— Сколько им от роду? — спросил один мальчик, такой, как Генка.
— Скоро три месяца,— немножко прибавил Коля.
— А я думал, месяца четыре. Боевые!
— Овчарки! — сказал Толя.
Жужа пощекотала волосатой мордочкой наши носы, мы встали, пусть понюхает и хвостики. Жужа помахала лохматым хвостом, предложила нам поиграть, побегать наперегонки. Но в это время послышался голос какой-то старушки:
— Жужа-а! Ко мне! Прочь от них — заразишься глистами от этих малышей!
Дети неохотно расступились. Они любили Жужу, но не любили её хозяйку. Возле нас остались только свои — Толя и Коля. Жужа побежала на голос старушки.
— Это вы? — вдруг раздался ещё один, встревоженный и удивлённый женский голос.
Толя и Коля вздрогнули: «Мама!»
Мы плохо знали их маму, тётю Катю. Видели её в деревне всего один раз.
— А папа где? Почему он нас здесь оставил? — засыпали детой вопросами тётя Катя. — Что за человек! Больных детей оставил на улице!
Они схватила Толю за одну руку, Колю за другую, потянула в дом.
— Здесь Булька! Боб! — упирались дети.— Наши щенята! И сумка наша!
Тётя Катя вернулась за сумкой, а Толя и Коля подхватили нас под животы.
— Что это за зверинец? Бросьте!
— Не бросим! Мы их у дедушки и бабушки взяли! Они наши!
— Папа позволил! На несколько дней! — наперебой кричали Толя и Коля.
— Позволил?! Ну, я с отцом ещё поговорю. Марш домой, собачники.
Толя и Коля, опережая маму, бросились в дом.
В ГОРОДСКОЙ КВАРТИРЕ
Толя и Коля долго сопели, взбираясь по лестнице. Потом у дверей остановились и ждали маму. А мне было уже невтерпёж: столько ехали, да и на дворе нам не дали сделать что надо, всё время тормошили и гладили. Да ещё эта Жужа…
Тётя Катя отперла дверь, все вошли в квартиру. Нас Толя и Коля сразу спустили на пол в передней, а сами стали раздеваться и разуваться. Потом, позабыв про нас, побежали куда-то дальше в комнаты. Мы услышали их восклицания: «Ой, какой у нас пол стал! Как лёд!», «Ой, это не наша квартира!», «Мама, когда это сделали такой пол?». А мама сразу закричала им: «Осторожно, не поцарапайте лак!»
Боб тем временем приладился в уголочке возле обуви и сделал лужицу. Я больше не мог терпеть и тоже пристроился. А когда мы ушли с этого места, то на полу остались мокрые следы лап.
— Познакомимся с их домом,— сказал я Бобу.
Всё здесь было другое. И запахи непривычные, новые. А когда повернули направо, в открытые двери, пол заблестел у нас перед глазами, как вода в речке. В этой «воде» словно горели три лампочки — глубоко, глубоко. Ещё ярче горели три лампочки под потолком. Толя и Коля бегали по воде и не шлёпали, не поднимали брызг. Под Толей и Колей бегали вверх ногами ещё один Толя и ещё один Коля. Только те, что вверх ногами, длиннее и мутные, как тени.
— Перестаньте бегать и скользить! Поцарапаете, наследите! — кричала из другой двери, откуда её не было видно, Толина и Колина мама.— Идите мыть руки, будете ужинать!
Коля в последний раз разогнался и, упав животом на блестящий пол, прокатился.
— Лёд! — разогнался, проехал и Толя.