– Приходите в контору завтра вечером, к семи часам, чтобы я знал, как идут дела. Но не переутомляйтесь. Думаю, если этим вечером после ваших трудов вы проведете пару часов в «Мюзик-холле Дэя»[6], вам это не повредит».
Произнеся эти слова, он рассмеялся, и я, к своему ужасу, вдруг заметил на его нижнем, втором слева, зубе плохо поставленную золотую пломбу.
Шерлок Холмс даже руки потер от удовольствия, я же в полном недоумении уставился на нашего клиента.
– Ваше недоумение понятно, доктор Уотсон, – кивнул Пикрофт. – Вы просто не знаете всех обстоятельств дела. Помните, в Лондоне я разговаривал с братом моего работодателя? Так вот, у него во рту была точно такая же золотая пломба. Я обратил на нее внимание, когда он рассмеялся, рассказывая мне о своем разговоре с управляющим Моусона. Блеск золота в обоих случаях привлек мое внимание. Конечно же, теперь я подумал о том, что голоса и фигуры у обоих братьев абсолютно одинаковы, а отличались они только тем, что легко менялось с помощью бритвы или же парика. Сомнений не осталось: я видел перед собой того самого человека, который приходил ко мне в Лондоне. Конечно, бывает, что два брата похожи друг на друга, как две капли воды, но чтобы им одинаково неудачно поставили пломбу в один и тот же зуб – такого быть не могло. Мой работодатель с поклоном проводил меня до двери, и я очутился на улице, не очень-то понимая, на каком я свете. Вернулся в отель, сунул голову в таз с холодной водой и попытался все обдумать. Почему он послал меня из Лондона в Бирмингем? Почему приехал раньше меня? Зачем написал письмо от себя себе? Как я ни ломал голову, ответа на эти вопросы не находил. И тут меня осенило: непостижимое для меня может оказаться очень даже понятным Шерлоку Холмсу. Я едва успел выехать в Лондон вечерним поездом, чтобы утром увидеться с Шерлоком Холмсом и отвезти вас обоих в Бирмингем.
После того как биржевой клерк закончил рассказ об этом удивительном происшествии, в купе повисла тишина.
Потом Холмс многозначительно взглянул на меня и откинулся на спинку сиденья. Выражением лица, довольным и вместе с тем критическим, он напоминал гурмана, только что отведавшего кометного вина[7].
– Ловко придумано, Уотсон, не правда ли? – заметил он. – Есть тут нюансы, которые доставили мне истинное удовольствие. Полагаю, вы согласитесь со мной, что беседа с Гарри – Артуром Пиннером во временном офисе Франко-Мидлендской компании скобяных изделий наверняка обогатит нас новыми впечатлениями.
– Да, но как это сделать? – спросил я.
– Очень просто, – вмешался в разговор Холл Пикрофт. – Вы оба – мои друзья, ищете работу, и я, естественно, решил рекомендовать вас моему исполнительному директору.
– Хорошо, так и сделаем, – кивнул Холмс. – Хочется мне повидать этого господина и, если удастся, выяснить, какую игру он затеял. Что особенного он в вас нашел, мой друг, отчего так высоко оценил ваши услуги? Или дело в том… – Он принялся грызть ногти, уставившись отсутствующим взглядом в окно, и нам удалось вытянуть из него разве что слово, пока мы не добрались до Нью-стрит.
В семь вечера того же дня мы втроем шагали по Корпорейшн-стрит, направляясь в офис Франко-Мидлендской компании.
– Приходить раньше надобности нет, – заметил наш клиент. – Он, по-видимому, бывает там только для того, чтобы повидаться со мной, и до назначенного часа офис пустует.
– Это наводит на размышления, – заметил Холмс.
– Клянусь Богом, что я вам говорил! – воскликнул клерк. – Вон он идет впереди нас.
И указал на невысокого, темноволосого, хорошо одетого мужчину, торопливо идущего по другой стороне улицы. Пока мы его разглядывали, Пиннер, заметив на нашей стороне мальчишку-разносчика, торгующего свежими номерами вечерней газеты, кинулся к нему через улицу, огибая кебы и омнибусы, и купил одну. Затем с газетой в руках скрылся в проходе между домами.
– Он уже поднимается в офис. – Холл Пикрофт прибавил шаг. – Идемте со мной, я сейчас все устрою в лучшем виде.
Вслед за ним мы поднялись на пятый этаж, пока не очутились перед полуоткрытой дверью. Наш клиент постучал. Мужской голос предложил войти, что мы и сделали, попав в пустую, практически лишенную мебели комнату, вид которой полностью совпадал с описанием, данным Пикрофтом. За единственным столом сидел мужчина, только что виденный нами на улице. На столе лежала развернутая вечерняя газета, и когда он поднял голову, чтобы посмотреть на нас, у меня сложилось ощущение, что никогда прежде я не видел лица, до такой степени искаженного скорбью, даже не скорбью, а безысходным отчаянием, какое выпадает лишь на долю считанных людей. Лоб его блестел от пота, щеки смертельной бледностью напоминали рыбье брюхо, в широко раскрытых глазах стоял ужас. Он уставился на своего клерка, точно видел его впервые, и по изумлению, написанному на лице нашего провожатого, я понял, что таким Пикрофт видит своего работодателя впервые.
– Вы выглядите больным, мистер Пиннер! – воскликнул он.