Приключение взрослых

— Что — прекрасно? Для таких, как ты, всегда все прекрасно!

— Для каких? — Костя забежал вперед, загораживая дорогу. Улыбнулся. — Что это — бунт на корабле?

— Для людей без совести! Подлецов! Предателей! — Саша глядел ему прямо в глаза. — Я бы так никогда не поступил! И ты знаешь об этом. Отойди!

— Видишь ли… Мне это надоело, — сказал Костя. — А совесть придумали такие вот слабенькие, как ты. Чтоб у сильных подачки выпрашивать. Слыхал?

Саша оттолкнул его и быстро зашагал дальше.

— Ну и черт с тобой!.. Кисель…

Саша выбежал к воротам порта.

— У тебя денег нет! Еще искать меня будешь! — донеслось сзади. — Нагорная, 15!

Деревья на всей припортовой площади с шумом клонились навстречу Саше.

С гор, из-за покрытых снегом вершин, на город и море дул ледяной ветер.

Пробивая его упругую стену, Саша шагал к набережной.

Ковбойка пузырями вздувалась на спине. Ветер срывал с деревьев молодую листву, хлопал дверями телефонных будок.

С Костей — кончено! Предательство всегда надо называть предательством, как бы оно ни маскировалось. Хотя надо отдать ему должное — Костя особенно и не маскировался. Захотел не прийти — не пришел. А как заставил продать Пушкина!.. А тогда — в трамвае?

Саша вспомнил, как однажды, когда они поздней осенью ехали на хоккей, Косте вдруг вздумалось открыть окно. Дождь со снегом ворвались в вагон. Какой-то старик заворчал: «Что за люди растут? Какая подлость!» А Костя тут же бросил старику: «Лучше быть подлецом, чем живым мертвецом» — и был очень доволен своим экспромтом.

Ничего! Он, Саша, правильно врезал ему за все. А на билет можно будет занять… У дяди Феди. Или у Дока.

Крутые волны наворачивались на галечный пляж за парапетом, разбивались, с грохотом тащили за собой гальку.

По воздуху летели розовые лепестки, сорванные с миндальных деревьев.

У клумбы-календаря стоял милиционер в фуражке с опущенным под подбородок черным лакированным ремешком. Он вдруг обратился к проходившему мимо Саше:

— Что с фруктами будет? Видал, какой норд-ост?!

Саша кивнул.

Это был норд-ост! Знаменитый северо-восточный ветер, предвещающий бурю!

Лицо окоченело, руки стали красными. Саша засунул их в карманы. Наткнулся на звездочку.

Стоило все-таки съездить к морю!

Впереди уже виднелась сетчатая решетка с калиткой, за которой чернела сторожка. Там на гвозде висела его школьная куртка. Ждал дядя Федя.

Саша вошел в калитку, ощутил под ногами пружинящие доски причала.

— Весла унесло!

— Черт с ними! Корму заводи! Корму!

Крики раздавались с устья реки.

Саша подошел к краю причала.

В том самом месте, где утром он чуть не посадил лодку на мель, в том самом месте, по пояс в воде, три человека тащили на руках лодку.

Лодку, в которой был дядя Федя!

Саша попятился.

Мутная волна высоко вздыбилась над головами идущих по реке. Мелькнуло крутящееся красное весло. Волна рухнула. Лодку с дядей Федей подбросило вверх, люди оказались по горло в воде.

— Скорее! Опять накроет!

— Спокойно! Не достанет! Разворачивай бортом!

Саша отступил за угол сторожки.

— Давай к берегу! На себя, на себя веди!

— Тебе говорят — на себя!

Док и еще два каких-то человека вынесли дядю Федю на причал.

С них потоками струилась вода.

Док снова спрыгнул в реку, подтянул за цепь лодку.

Саша метнулся назад. Оказался в узком пространстве между сторожкой и сараем. Сзади была решетка.

Если увидят… Бежать некуда.

— Берись, дядя Федя! — По причалу тяжело затопали ноги. Его, видимо, несли в сторожку.

Саша стоял, вжавшись в стену.

«Все из-за Кости… Из-за Кости…» — лихорадочно думал он.

Стукнула дверь.

Саша стоял как прикованный.

В сторожке раздавались голоса. В любую минуту мог кто-нибудь выйти.

Саша осторожно выглянул. Причал был пуст. Пригнувшись, чтоб его не увидели в окно, Саша завернул за угол, прокрался вдоль стены.

Дверь в сторожку была полуоткрыта.

Он замер.

Потом бросился к калитке.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Железная площадка ходила ходуном.

Саша стоял в сумрачном переходе между вагонами, придерживаясь за пыльную, сборчатую стенку, отделяющую его от холодного ночного пространства.

Колеса екали. Что-то все время пронзительно взвизгивало.

Долгое время ему казалось, что две ерзающие под ногами железные пластины вот-вот разойдутся и он провалится туда — на рельсы.

Потом он привык. И теперь уже боялся только контролеров, которые неминуемо должны были пройти из вагона в вагон.

Контролеров пока не было.

Поезд, видимо, повернул — Сашу резко бросило вбок. Он стукнулся виском о косую железную штангу. И не почувствовал боли.

В нем давно уже все онемело — с той минуты, как он увидел дядю Федю в наполненной водой лодке, — и только обрывки мыслей судорожно путались в голове:

«Дядя Федя… Костя… Костя… Дядя Федя…»

Временами он закрывал глаза, и каждый раз почему-то со всей отчетливостью видел одно и то же — литое тело волны с крутящимся красным веслом.

Но каждый раз весло крутилось все медленней. Словно останавливающийся пропеллер…

— Даже пива нет?! — Дверь лязгнула, из тамбура стегануло светом.

— Говорю — закрыт ресторан! Завтра — с девяти.

Дверь снова лязгнула. И опять стало темно.

Саша перевел дыхание.

И вдруг дверь снова открылась.