– А зачем нам… обратно? – шепотом спросила Катерина. Под прикрытием внешней крепостной стены извивалась дорога, по ней катили возы и скакали верховые, в тени невеликого лесочка раскинулся очередной казацкий табор, кипели котлы, и кто-то надрывно нащипывал струны бандуры. И никто, совсем никто не обращал внимания на шагающих по обочине мальчишку, девчонку да гуся. Они вырвались из замка!
– Савка, бежим! – вцепившись приятелю в руку, выдохнула Катерина.
– Что, снова Охрим? – Савка закрутил головой, прикидывая, куда прятаться.
– Да нет! Просто – бежим! – теперь уже Катерина тянула Савку за руку, от лихорадочного возбуждения ее стала бить дрожь. – Мы же из замка выбрались, так бежим быстрее, только нас и видели!
– Куда? – отцепляя ее побелевшие от напряжения пальцы от своего рукава, трезво поинтересовался Савка. – По всем дорогам разъезды, пугало вроде тебя они ни за что не пропустят – вмиг обратно на веревке приволокут.
– Я рубаху и зашить могу – я ее уже сколько шила! – все еще уверенная в своей правоте, вскрикнула Катерина.
– То-то и оно! – припечатал Савка. – Рубаха драная, ноги босые… Осень на дворе! Последние теплые денечки остались, а там дождь, шляхи развезет, не успеешь оглянуться – зима. Да война. Ежели на дороге никому не попадемся, так где-нибудь под тыном от холода или от лихоманки сдохнем. Опять же – денег нет, работу по дороге, может, и дадут… а потом вместо оплаты кому продадут: или Косинского хлопцам, или Острожского, нам без разницы. И куда мы пойдем?
– Домой… – уже убитым голосом выдохнула Катерина и, упрямо цепляясь за надежду, выпалила: – У нас дом на Подоле.
– Был, – безжалостно отрезал Савка. – Если пеплом его не пустили, уж верно хозяин нашелся, приблудную девчонку враз выкинет, хоть она криком кричи, что хозяйка да сотниковна. Забудь, если жить хочешь. Ничего из старого не вернется.
– Что ж мне теперь – так по замку и прятаться, пока меня Охрим не поймает?
– Бежать – так по-умному. – Савка посмотрел на Катерину сурово – но этот взгляд мгновенно сделал ее счастливой. Он тоже думает о побеге! На самом деле! Значит, еще не все потеряно!
– Ты обо мне так заботишься! – тихонько шепнула она и, сама от себя не ожидая, вдруг прижалась лбом к его плечу. Гусь удивленно гекнул, а Савка покраснел так, что хоть в борщ его вместо свеклы клади! Неловко шмыгнул носом и отвернулся, чтоб Катька не видела его лица.
– Да куда ж я денусь! – досадливо бросил он. – Думать надо было, когда на пути из Киева я тебе, дурепе беспамятной, первый шмат хлеба скормил. Ежели прибьют тебя по дурости твоей, выходит, зря еду переводил, лучше б сам сожрал!
– На, только не подавись! – Катерина вытащила припрятанную за пазухой горбушку и шлепнула ее Савке в ладонь. Гусь слегка обиженно гоготнул. – А тебе нечего, худей давай, а то и правда печенку выковыряют!
Савка только усмехнулся и с жадностью принялся на ходу грызть горбушку:
– Нам вон туда!
Замыкая длинную ленту стены, впереди на невысоком холме виднелась новехонькая сторожевая крепостица, хоть сама и деревянная – запах свежеструганого дерева разносился окрест, – но выставленная на солидный каменный фундамент. Катерина вспомнила ночной разговор часового с заморенным дядькой у ворот – казацкое войско и впрямь подновляло стены, точно готовясь к длительной осаде. А вокруг крепостицы шла просто жизнь: на сторожевой вышке вроде бы караулил, а вроде и трубку смолил часовой, крепкая тетка таскала от реки бадейки со стираными парадными казацкими шароварами и развешивала их на привязанной прямо к стене веревке. Ветер раздувал шаровары, и они взлетали огромными сдвоенными шарами: зелеными, алыми, синими. А у реки и на воде паслись гуси – плыли белыми кораблями, шебуршали в прибрежной осоке. На бережку спиной к ребятам сидел паренек-подпасок и, вовсе не глядя на шлепающих лапами подопечных, что-то чертил на прибрежном песке. Зло стирал начерченное добротным чоботом и начинал чертить снова.
– К нему мы шли, что ли? – засомневалась Катерина. – Подпасок, а одет как паныч али богатый джура[36]! – Паныч не паныч, а в сравнении с оборванцами, как они с Савкой, хлопец выглядел куда приличнее. – Чудной какой-то, уж не знаю, можно ему моего Белого доверить?
– Поперебирай мне тут еще! – цыкнул на нее Савка и громко окликнул: – Гей, хлопец, тут такое дело…
Словно не слыша, а может, и правда не слыша, хлопец вскочил, затер опять свои художества и яростно запустил обе пятерни в коротко стриженные волосы.
– Знаю, – вдруг чужим, словно замерзшим голосом выдавила Катерина. – Точно знаю – нельзя. – И вдруг ринулась вниз по прибрежному склону: – Димка-а-а! Дмитро-о-о!
Хлопец повернулся… Катерина врезалась в него как пушечное ядро, он только нелепо взмахнул руками и шлепнулся на песок. Катерина повалилась сверху, смеясь, хохоча, плача, норовя одновременно обстучать кулачками плечи брата и стиснуть его в объятиях.
– Вот видишь! – она вскочила с покорно лежащего на песке Дмитра. – А ты говорил – не вернется ничего! А это мой брат! Он живой!