Катерина мчалась, в темноте лавируя по лабиринтам замкового двора. Деревянные башмаки слетели с ног, она успела подхватить лишь один и теперь бежала, прижимая его к груди, а босые ноги скользили на прячущихся под слоем грязи булыжниках. Воз, козий загон, поилка, из темноты проступила и исчезла оскаленная лошадиная морда, замковый колодец, бочки, дальше, здесь наверняка есть другие ворота или потайная калитка, должен быть выход…
– Беги ко мне!
Катерина успела увидеть широко расставленные руки, и тут же ее сгребли в охапку, подняли в воздух… и она уставилась в злорадную рожу Охрима.
– Думала, ушел я? Как же! Я знал, что ты попробуешь сбежать, маленькая сотниковна! – и он осклабился, обдав Катерину смрадом из щербатого рта.
Катерина врезала ему по зубам деревянным башмаком.
– Эп! – Охрим подавился, руки его разжались, Катерина легко, как котенок, шлепнулась наземь, извернулась и скользнула Охриму между ног. Не выпуская своего единственного оружия – башмака, – юркнула в проход между бочками.
– Убью! – отплевываясь налипшей на башмак грязью, соломой и выбитым зубом, Охрим ринулся в погоню.
Катерина летела по проходу, кажется даже не задевая ногами грязь и лужи. Калитка, лаз, низкое окошко, уступ на стене, что-нибудь, Господи Христе! Выставила руки, чтоб не врезаться в глухую каменную стену. Она была в тупике! С безнадежным криком девочка обернулась. На нее мчался Охрим. Катерина размахнулась… и деревянный башмак впечатался казаку в лоб. В тот же миг из-за груды бочек вылетел второй башмак… и врезался Охриму в затылок. Раздался стук – две деревяшки столкнулись с костью. Охрим покачнулся, лицо у него стало совершенно бессмысленным, глаза закатились… Бочка позади него свалилась набок и покатилась, подсекая Охриму колени.
– А-а-а-а! – Охрима швырнуло на каменную стену. Катерина едва успела отпрыгнуть в сторону. Вынырнувший из-за бочек Савка схватил ее за руку и поволок за собой:
– Я тебе у казацких котлов каши добыл, а ты! Куда ж тебя понесло!
В другой руке у парня дымился лыковый туесок с кашей.
– Держи их! Шпионы-ы-ы! Лазутчики! – вдруг взвыл за спиной Охрим.
– Опять нечестно! – чувствуя, как перехватывает дыхание, прохрипела Катерина.
– А то что ж ему не поорать: мне девка башмаком все зубы выбила! – выдохнул Савка, затаскивая ее под прикрытие замкового колодца. Мимо с громким топотом пробежал отряд казаков. Свет загорающихся факелов засверкал на остриях пик. – Тихо давай! – и, перехватив туесок с кашей в зубы, на четвереньках пополз под прикрытием длинной поилки. Выглянул из-за края, предостерегающе останавливая Катерину взмахом руки. Неподалеку виднелась дверь кухни.
– Не поферит Олена, фто ты штолько ходила – и отак отмылась! – одаривая вконец изгвазданную грязью Катерину едким взглядом, сквозь ручку туеска прошамкал Савка.
– Это мне говорит хлопец, что стоит на карачках с туеском в зубах? – шепотом окрысилась Катерина.
Савка вытащил туесок из зубов:
– Бежим!
Двор на краткий миг опустел, Савка кинулся к нижней галерее замка. Подтянулся, роняя крошки каши из туеска, перескочил балюстраду и втянул Катерину за собой. По галерее сновали слуги: торжественным шагом несли полные блюда с яствами, а обратно двигались торопливой побежкой, волоча опустевшие ступки и казаны, корзины с обглоданными костями, катили пустые бочонки. Савка с Катериной миновали галерею и нырнули в низенький проход. Савка стремительно понесся по узкой винтовой лестнице, Катерина едва поспевала за ним. На галерее раздался грохот падающей посуды и густая ругань, перекрывая все и всех, слышался рев Охрима:
– С дороги! Геть! Тут они! Трымай лазутчиков!
– Простите, пан! – Савка подхватил с подноса оловянную супницу, водрузил на ее место туесок с кашей и рванул вверх, обгоняя вереницу слуг.
– Что? Куда? – завопил обездоленный слуга.
– Ты неси куда нес! Так велено! – через плечо бросил Савка и гадюкой зашипел на Катерину: – Возьми хоть что!
– А ну пусти! – орали снизу лестницы, а кто-то пронзительно верещал в ответ:
– Куда прешь, там паны старшина гулять изволят!
Движение слуг на лестнице сбилось, вытягивая шеи, они пытались заглянуть вниз… Катерина выдернула из чьих-то рук кувшин с вином и, прикрывая им рваную рубаху, побежала за Савкой.
– Спокойно иди! – снова зашипел он, и в середине вереницы слуг они вступили в зал.
В зале было светло как днем от множества свечей в сотнях беспорядочно расставленных подсвечниках, настолько разных, что можно было не сомневаться: это взятая по шляхетским имениям и княжьим городам добыча. В углу на скамье старый казак перебирал струны кобзы[26], негромко напевая:
– У Царьграде та на рыночку, ой, пье Байда мед-горилочку…
Его голос терялся в воинственных возгласах и стуке поднятых чаш – за длинным пиршественным столом гуляли паны старшина.