Приключение Питера Симпла

— Хорошо, дитя, почему же нет! Напишите вот что… или нет: пишите, что хотите, а я подпишу. Желал бы я, чтобы приехал ваш дядя Уильям.

Я, со своей стороны, не имел такого желания. Мне очень хотелось показать письмо О'Брайена, но я подумал, что жестоко вызывать сомнения и беспокоить человека, столь близкого к могиле. Истину не удастся доказать при его жизни, и потому не стоило напрасно мучить его. Во всяком случае, хотя письмо было в моем кармане, но я решил употребить его в дело не иначе, как только в крайнем случае. Я подошел к другому столу и сел писать письмо. Так как милорд позволил мне писать, что угодно, то я мог услужить О'Брайену; притом был уверен, что милорд не потрудится прочесть написанного. Итак, между тем как лорд Привиледж продолжал читать, я написал следующее:

«Милорд, Вы мне окажете большую услугу, если поспешите выдать патент лейтенанта, который, я уверен в том, уже заготовляется внуку моему, мистеру Симплу, выдержавшему экзамен и удостоившемуся упоминания в публичных депешах. Надеюсь, Вы не упустите также из вида лейтенанта О'Брайена, который столько раз отличался в различных экспедициях в Вест-Индии. С уверенностью, что Ваше сиятельство не оставит без выполнения моей просьбы, имею честь пребыть Вашего сиятельства покорным слугой».

Я поднес милорду это письмо, вместе с обмакнутым в чернила пером, и шум моего приближения заставил его поднять глаза. Он вздрогнул сначала, как будто забыв о моем присутствии, и потом произнес:

— А, да, помню… точно… подайте перо. Дрожащей рукой он подписал свое имя и вернул мне письмо, как я ожидал, не прочитав его.

— Вот, дитя, не беспокойте меня больше. Прощайте. Напомните обо мне вашему отцу.

Я пожелал милорду доброго утра и вышел довольный успехом своего предприятия. По возвращении я показал письмо отцу, который очень удивился моей удаче и уверял, что авторитет дедушки так велик, что я могу быть уверен в повышении. Чтобы не случилось чего, я тотчас отправился в Лондон и собственноручно подал письмо у двери дома старшего лорда адмиралтейства, оставив дворнику свой адрес.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ

О'Брайен и я получаем желаемое. — Семейная сходка и результат ее — раздор, — Мой дядя мне далеко не друг.

Несколько дней спустя после того, как я оставил свой адрес у старшего лорда адмиралтейства, я получил письмо от его секретаря, в котором меня извещали, что патент готов. Нечего и говорить, что я поспешил получить его и, вручая благодарность писцу, решился на всякий случай спросить его, не знает ли он адрес лейтенанта О'Брайена.

— Нет, — отвечал он, — но желал бы знать; он на днях произведен в капитаны.

Я едва не запрыгал от радости, услышав такую добрую весть. Дав писцу адрес О'Брайена, я вышел с драгоценным клочком пергамента в руке и тотчас отправился домой.

Но на пороге меня встретило горе: матушка сильно заболела, и я нашел весь дом в волнении — доктора, аптекари, сиделки бегали взад и вперед; отец был в беспокойстве, сестры в слезах. Спазмы сменялись слезами, и хотя не жалели лекарств, но вечером следующего дня матушка испустила последнее дыхание. Не стану описывать горя отца, который, казалось, раскаивался в своем неласковом обращении с нею, сестрой и мной. Пусть представят себе эти сцены те, которые сами испытали подобное несчастье. Я старался утешить бедную сестру, которая теперь еще больше жалась ко мне, по-видимому, как к своей единственной опоре. По окончании похорон мы стали спокойнее, хотя в сердцах наших горе кипело тем сильнее, чем менее это выражалось внешне. Я сообщил письменно О'Брайену эту печальную весть, и, как верный друг, он тотчас явился утешить меня.

О'Брайен получил из адмиралтейства извещение о своем повышении, и за два дня до приезда к нам получил патент. Я откровенно признался, каким образом это случилось, и в благодарность он опять напомнил о прежнем заблуждении моего семейства насчет меня и моего ума.

— Клянусь Богом, недурно бы каждому иметь таких глупых друзей, — продолжал он. — Но это не насмешка, Питер; ты знаешь, какого мнения я всегда был о тебе.

Как только он приехал, мы принялись совещаться, как бы достать себе должность, потому что О'Брайену хотелось скорей в море и мне тоже. Жаль было расставаться с сестрой. Но отец стал так пасмурен и скучен, что я не чувствовал никакого удовольствия дома, и не будь сестры, уже уехал бы. В самом деле, сама сестра считала, что мне лучше ехать, потому что мизантропия отца, не сдерживаемая теперь матушкой, казалось, усиливалась, и он смотрел на мое пребывание в доме с определенным неудовольствием. Решено было между сестрой и мной, а также О'Брайеном, который всегда участвовал в наших совещаниях, что я должен отправиться в море.

— Мне легче будет присматривать за ним, Питер, когда я останусь одна: нечем будет заниматься, нечем развлекаться, когда тебя не будет. И как ни грустно расставаться с тобой, но обязанность по отношению к батюшке и желание тебе успешной карьеры заставляют меня просить, чтобы ты поскорее приискал себе должность.