Приют забытых душ

На улице уже темнело. Где-то недалеко затрещал генератор, и маленькие огоньки вспыхнули, как и в Юрьеве, на стене редкой гирляндой, едва осветившей часть кладки. А сами стены оказались выше, чем в Михайло-Архангельском монастыре. Руслан обернулся и обомлел: на фоне серого неба темными силуэтами высились громады двух высоченных храмов с гораздо большими, чем у церквей Юрьева, куполами. За спинами детей стояли военные прицепы-КУНГи, почти в каждом горел свет. А чуть дальше, у высокой стены находилась широкая яма с блестевшей в свете лампочек водой.

Трое мужиков, что помогали Черноморову, прохаживались с автоматами наперевес рядом с толпой детишек. Самого же рыжего нигде не было видно, наверное, ушел докладывать главному. Что ж, теория Озимова подтверждалась.

Руслан повернулся и оглядел стены. На подмостках у высоких ворот прохаживались две темные фигуры.

– Так, дети, раздеваемся! – крикнул один из конвоиров.

– Что? – послышались робкие голоса детей. – Нет! Мы не будем! Еще чего?! Да пошел ты!

Охраннику пришлось направить на неуправляемую ораву автомат. Дети тут же принялись расстегивать и стягивать с себя грязную, поношенную одежду.

– Снимайте все и кидайте на землю. Больше она вам не понадобится, – орал Свирид. Будто в подтверждение его слов, другие конвоиры подтащили стол, а какой-то незнакомый парнишка лет шестнадцати-семнадцати с отсутствующим стеклянным взглядом принялся носить корзинку за корзинкой и вываливать на стол одежду. Шмотки хоть и оказались старыми, но были явно чище, чем те, что были на детях.

– Теперь все в пруд! – скомандовал тот же охранник. – Он от вас по правую руку.

– Но сейчас же холодно! – увещевали голые дети, пытаясь достучаться до глупых мужиков, но те не слушали.

– А ну, живо! – и охранники начали автоматами сталкивать детей в воду.

Когда пришла очередь Руслана, он прыгнул сам. Хотелось тут же выскочить из этой глиняной ямы, но, видно, их сюда не просто так затолкали. Охранники кинули мыло. Два или три куска на всех. Оно все выскальзывало из замерзших рук и норовило уплыть под воду.

– Давайте! Живее! Мойте себя! Помогайте друг другу! Энергичнее! А то позамерзаете к чертям собачьим!

Лишь через полчаса относительно отмытых и клацающих зубами детей распределили по КУНГам. В каждом прицепе было по шестнадцать небольших коек. Хорошо, что разделение прошло по желанию, и с Озимовым в один фургон попали все его друзья, в том числе и семья Прохорова.

Руслан долго не мог согреться и заснуть, но тепло тонкого одеяла потянуло за собой. В черную бездну хлипкого забытья. И уже сквозь легкую дрему мальчик услышал:

– Подвинься.

Озимов отодвинулся к стенке, а к нему под одеяло забралась Катя и прижалась к мальчику всем телом. Очень-очень быстро детям стало тепло, и они смогли нормально заснуть, словно пара котят, согревающих друг друга.

Отец Василий, не торопясь, шагал по территории монастыря. Прошел мимо церкви Всех Святых, которая служила ему домом и камерой пыток одновременно. Пошел дальше, к собору Успения Пресвятой Богородицы. Оба храма кубическими громадами возвышались над остальными постройками монастыря. И оба были пятиглавыми. Но тот, куда направлялся Василий Степанович, всегда отвращал Черноморова, еще со времен его чудесного излечения. Он поверил старику, он уверовал в дарованную ему жизнь на благо человечества, но все оказалось гораздо сложнее. Кизляк обманул мужчину, сыграв на чувствах обреченного на смерть человека. И тот почти сразу осознал это, но ничего не мог поделать. Гипнотическая блокировка, которую установил старик, оказалась намного сильнее монстра внутри. И если б Петр Васильевич действительно излечил его, то и душа бы перестала метаться, но нет: чудовище все еще было рядом и помнило о каждой жертве неуемной жажды мести за прошлое. И требовало еще. Василий ненавидел Кизляка тихой ненавистью, но никак не мог сбросить оковы.

Черноморов медленно вошел в храм, который вместо привычных для церквей предметов заполняли разные приборы, приспособления, пробирки и химикаты. Несколько длинных столов стояли почти вплотную друг к другу и ломились от всевозможной аппаратуры, которую Кизляку удалось достать лишь в обмен на детей. У дальней стены за компьютером сидел старик. Рядом находились две грифельные доски, сплошь исписанные формулами.

– Здравствуй, отец! – тихо сказал бывший учитель, но Петру Васильевичу этого оказалось достаточно, чтобы услышать и развернуться. Он приподнял очки и погладил лысую голову. Потом медленно подошел к Василию, будто возрастная болезнь суставов мешала ему идти быстрее.

Кизляк положил дрожащую руку на плечо мужчины, и здоровяк упал на колени, будто в немощной руке старика заключалась огромная сила. Петр взял Черноморова за подбородок и нежно поднял его голову вверх, чтобы глаза Василия смотрели на него.