Приют забытых душ

Но не тут-то было. На первом же уроке одиннадцатилетний пацан заявил ему:

– Ты нам не нравишься! Рыжий, толстый, много из себя строишь!

Василий Степанович на это лишь дружелюбно рассмеялся:

– Ничего, пацан! У нас целый год, чтобы узнать друг друга получше. Уверен, будет круто!

– Сомневаюсь, – презрительно выдавил мальчик и выплюнул на пол жвачку. Вместо того, чтобы заставить хулигана убрать ее сразу, Василий Степанович лишь сказал:

– Сядь на место. Уберешь после уроков.

– Ага, – ухмыльнулся пацан и вернулся за свою парту.

Черноморов, приехавший вершить революцию в умах, не смог подавить первого маленького восстания, отчего и проиграл. Дети портились на глазах и вели себя все хуже и хуже, пока не стало совсем скверно. Они уже не слушали учителя, не боялись плохих оценок, а мамаша того самого пацана однажды заявила:

– Мы пожалуемся в родительский комитет! Вы ничему не учите наших детей. До вас была Мария Остаповна, так дети таки-и-ие высокие оценки получали! А у вас… у вас… Вот дети жалуются, что вы ничего не объясняете, ничему не учите, задаете читать учебник, а потом спрашиваете. Но это же не учеба! Мой маленький мальчик мог и дома так учиться! Мы подадим жалобу выше! На вашу переаттестацию!..

Но, конечно же, все было не так. Василий Степанович из кожи вон лез, чтобы уроки были интересными, а занятия – запоминающимися, но никто его не слушал, или просто делали вид, что ничего не понимают. Для взрослого Васи школа вновь превращалась в ад. Но тихому, замкнутому в себе человеку было сложно построить отношения с кем бы то ни было, а с детьми – тем более. Черноморов их не понимал в детстве и не научился понимать, когда повзрослел. К концу учебного года молодой человек уже жалел, что решил выбрать эту профессию. А тем временем дети устроили ему настоящий кошмар. Василий Степанович все чаще стал ловить на себе косые взгляды детей из других классов, учителей и завуча. Казалось, вся школа его теперь за что-то ненавидела. Но как понять, за что? Теперь к неприязни и страху, что за некомпетентность его выгонят, примешивалось параноидальное чувство, что за Василием следят. Он даже ловил косые взгляды, сидя за столом своей комнаты, когда мимо окна проходили люди. Теперь и город, казалось, что-то такое знает о нем, чего Василий и сам о себе не знает.

Атмосфера накалилась перед июнем. Черноморов, в отместку за кнопки на стуле, взрывы петард в своем портфеле, намеренную порчу имущества, закидывание камнями после уроков из-за угла и сплошные издевательства, с удовольствием ставил двойки и колы. Тем более, дети их заслужили.

Вокруг одного-двух заводил, прямо как в детстве Василия, сплотился весь класс, и дети действовали синхронно, как один. И так же вместе под конец года они подложили своему учителю свинью, о которой Черноморов и не подозревал. Он привык к отчуждению еще в школе, поэтому не обращал внимания на косые взгляды, но такое отношение все же стало напрягать. Наконец ситуация разрешилась, впрочем, не принеся Василию Степановичу большого облегчения.

Как-то в начале июня, когда у детей наступили каникулы и у Василия появилось время на занятия творчеством, в дверь комнаты педагога постучали.

Каково же было удивление Черноморова, когда за старой обшарпанной дверью он обнаружил двух блюстителей порядка. Капитан-лейтенант, видимо, участковый, в очках и с красной папкой под мышкой, и сержант ППСник.

Недоумевающий Василий пригласил их пройти. Медленно, как во сне, заварил чай и поставил чашки перед хмурыми и суровыми милиционерами. Потом откашлялся и не своим голосом спросил:

– Чем могу помочь?

В маленькой комнате было настолько тесно, что, казалось, слова начнут отскакивать от стен и калечить всех подряд. Каплей тяжелым взглядом посмотрел на Василия, отчего тот съежился, потом милиционер представился:

– Я ваш участковый, Андрей Майоров. И у меня к вам, гражданин Черноморов, есть вопросы, – каплей протянул свои корочки.

– Вопросы? Ко мне? – Василий Степанович побледнел настолько, что рыжие веснушки грозили зажечь кожу, настолько яркими они стали.

– Боюсь, что их несколько, – кивнул Майоров и с шумом отхлебнул чая.

– Конфет? – почему-то предложил молодой учитель и икнул. Да так сильно, что глаза чуть на лоб не вылезли.

– Мы быстро, – отказался каплей, а сержант, словно испугавшись, что придется срочно оставить чай нетронутым, тут же присосался к чашке, стараясь отхлебывать большими глотками.

– На вас уже месяц назад поступило коллективное заявление, – приступил к делу Майоров.

– На меня?! – ахнул Василий и упал в обморок.

Черноморов очнулся уже на кровати. А каплей протягивал ему стакан воды. Майоров и сержант выглядели донельзя обеспокоенными. И неудивительно, им пришлось поднять с пола бесчувственного учителя, который весил, как оба товарища милиционера вместе, и уложить Василия на кровать.

– В общем, получается, – продолжил разговор каплей, сидя на корточках рядом с кроватью, на которой учитель с трясущимися руками пытался попить воды, выстукивая зубами на стакане замысловатую мелодию, – что вас обвиняют в домогательствах.