Можно было бы, конечно, пользуясь удобным моментом, заглянуть в оказавшиеся неподалеку узлы, наверняка тоже тунисского происхождения. Гурон поколебался. Но зачем липший риск: боевики, как правило, спят чутко, а вскочив по тревоге, сразу хватаются за оружие, верные правилу: «Сначала стреляй, разбираться будем потом». А стреляют они, как известно, хорошо. Нет, искушать судьбу по-глупому было ни к чему.
Теперь обо всем можно было и доложить. Гурон отполз, не поднимая головы. Лишь оказавшись в сотне метров, загороженный стволами пальм, позволил себе подняться на ноги. Покосившись на солнце, выбрал нужное направление для возвращения. Больше искать здесь не имело смысла: боевики, прежде чем устроиться на отдых, наверняка убедились в отсутствии малейших подозрительных примет. Жизнь приучила их к осторожности еще более, чем Гурона, — это он твердо знал.
Отдалившись еще на пару сот метров, он извлек наконец из сумки телефон. Настроился на волну Приюта.
— Шестнадцатый вызывает Первого… Пришлось повторить вызов трижды, прежде чем в Приюте откликнулись:
— Первый слушает.
— Докладываю…
Гурон постарался как можно короче рассказать об увиденном.
— Тунисская машина?
— Так точно.
— Совпадает. Мы тут услышали разговор — этих тунисцев ищут. Но совсем в другой стороне. Говоришь, головорезы из Армии Бахуту?
— Они, сэр.
— Ну хорошо. Возвращайся. В той стороне больше делать нечего. Хотя вот что: сделай крюк и осмотри ту часть леса, что юго-восточнее. Нас не хватает на все…
— Слушаюсь. Могу я спросить, шеф?
— О чем?
— Никто еще не нашел этих?..
— Дурак! Если бы нашел, вас бы отозвали.
— Ага, — сказал Гурон с удовлетворением. — Значит, у меня есть шанс.
На этом он закончил разговор. Уложил телефон — на этот раз не в сумку, а в карман куртки.
И в следующий миг ощутил на кистях обеих рук жесткую хватку чьих-то пальцев.
Не думая, он мгновенно ударил ногой — назад.
Ударил в пустоту. В то же мгновение ему сделали аккуратную подсечку, и он упал. Рука хрустнула. Он не успел даже крикнуть: рот зажали.
Морщась от боли, он глянул и увидел черные блестящие морды. Боевики. Те самые, сукины дети… Убьют, чего доброго…
Но его лишь стукнули по голове, выключая.
Милов с облегчением содрал с лица черную пластиковую маску, с рук — перчатки. Докинг, морщась, сделал то же самое, спросив, однако:
— Не рано ли?
— Думаю, теперь можно. Видите, а вы полагали, что они не станут нас искать тут. Что ж, теперь этот угол считается у них проверенным. Если и хватятся этого паренька, то там, куда он должен был направиться. А у нас возникла возможность следить за их переговорами.
— Признаю, Милф, вы были правы. И эта утка насчет тунисцев, что вы запустили в эфир, сработала Он вьггащил из кармана крохотный телевизор; и он, и Милов, изображая крепко спящих, держали экранчики перед самыми глазами, сторожко наблюдая за действиями охранника — маленькая камера с крыши джипа исправно передавала, не позволяя человеку — источнику тепла — выйти из кадра. Нельзя ведь было угадать: вдруг обнаружившему их парню в самом деле захотелось бы воспользоваться ситуацией в своих корыстных интересах…
— Что будем делать с ним, Милф?
— Сохраним. Он нам еще пригодится как «язык». А может быть, и того больше.
— Думаете?
— Надеюсь. Надо только обездвижить его как следует. Вы возьмете его телефон. И пора к машине. Там надежнее.
— Когда двинемся?
— Когда стемнеет.
— Хорошо, Милф. Командуйте. Милов только усмехнулся.
Глава десятая