Приговор приведен в исполнение...

— Я происхожу из дворян Симбирской губернии, — начал Знаменский. — Почему решил дать показания?.. Да все равно другие распахнутся. А у меня все же надежда сохранить жизнь. Окончил Павловское военное училище и офицерскую стрелковую школу. Боевой офицер — два года командовал на фронте батальоном. При Керенском получил чин подполковника и во время неудачного наступления командовал, правда, временно, гвардейским полком Первого гвардейского корпуса генерал-лейтенанта Май-Маевского Владимира Зеноновича.

— Вы хотели нам что-то сообщить, — мягко напомнил Богомолов.

— Да. Сожалею, что, в силу обстоятельств, вынужден был якшаться с уголовниками, хотя, как известно, в борьбе все средства хороши.

— Макиавелли, — тихо заметил Богомолов. — Брать пример с этого ловкача сущее наказание, если, конечно, не дремлет совесть.

— О-ля-ля! — воскликнул Знаменский. — А я ведь думал, что вы какой-нибудь дворник или вокзальный носильщик.

— Это к делу не относится. Интересует другой вопрос: зачем вы решили убить Боброву?

Знаменский попросил закурить. Ему выдали махорку с куском газеты. Он скрутил кривую цигарку, затянулся.

— Милль дьябль!.. А ведь махра — своеобразный раритет. Так вы хотите знать, зачем я пришел к Бобровой?.. Она многое знала. Ее просто необходимо было устранить.

— У Бобровой погибли на фронте муж, двое сыновей. Вы боевой офицер... И вы решились...

— Да. И без колебаний. Муравьев трус и дурак, что он уже и доказал. Я бывал у Сарычева, точнее — был. Один раз был, но меня хозяйка запомнила. Что касается морального аспекта... Нет на этом свете ни добра, ни зла. Существует только польза. Для пользы дела Боброву следовало устранить.

— Значит, во главе преступной шайки стояли вы?

— Нет. Я даю искренние, до определенного предела, показания. Я всего лишь среднее звено. Называть меня руководителем заговора несправедливо.

— Почему несправедливо?

Знаменский почесал мизинцем висок, ответил:

— Выше меня стоял Блаватский. Ему я передал и двадцать две тысячи рублей, которые, по моему приказу, выманил Миненко у Бобровой.

Допрос, который проводил Богомолов, слушали в соседней комнате Фоменко, Цируль и Финкельштейн. Они ушам своим не поверили. Растерялся и Богомолов.

— Кто может это подтвердить? — спросил Богомолов упавшим голосом.

— Как кто? Да тот же Блаватский. Устройте очную ставку. Он меня и в Красную Армию завербовал. К сожалению, на этом цепочка прерывается. Но кто-то там и дальше есть. Так что берегитесь, господа большевички, ваше время сокращается, как шагреневая кожа.

Богомолов был ошеломлен. Погладив шею, что было признаком волнения у внешне невозмутимого «дворника», он сказал:

— Значит, вы утверждаете, что Блаватский был врагом Советской власти?

— Почему — был? — искренне удивился Знаменский. — Он есть враг. Такой же, как и я. Я дал честные показания. Прошу это записать в стенограмму протокола.

Богомолов недоумевал. Похоже на то, что арестованный не знает о смерти Блаватского. Да, конечно, откуда ему знать. По крайней мере, может не знать.

— Я кривляться не собираюсь, господин следователь, — продолжал Знаменский. — Хочу спасти свою жизнь. По всем законам, людским и божеским, чистосердечное признание смягчает наказание. Поэтому в дополнение к сказанному могу добавить и по мелочам. Миненко занимался также аккумуляцией продуктов для будущей армии. Правда, и воровал безбожно. Но мы это терпели. В городе имеются тайники с оружием. Создавали их люди из учебной команды Сарычева, я, Блаватский и Искандер Романов — морганатический сын великого князя, проживавшего в Ташкенте на покое, в почетном изгнании...

— По случаю хищения фамильных бриллиантов, если не ошибаюсь? — спросил Богомолов.

— Этого не ведаю. Не умудрил господь.

Богомолов вынул из ящика письменного стола плетеный ремешок с карабинчиком на конце.

— Ваша вещичка?

— Не могу отрицать. Моя. Лично снял вместе с маузером с убитого германского офицера.

— Что еще можете сообщить?

— По-моему, достаточно.

Едва Знаменского увели, из соседней комнаты стремительно вошли Фоменко с Цирулем и Финкельштейном. Началось обсуждение поразительного сообщения Знаменского о том, что Блаватский — враг. Как же так? ...Враги его убили! Да и стоит ли принимать во внимание показания лютого врага революции Знаменского? Разве не может быть так, что Знаменский, каким-то образом узнавший о гибели Блаватского, воспользовался случаем, чтобы свалить все на мертвеца, с которого взятки гладки! С другой стороны, Знаменский не сразу дал «чистосердечные» показания. Он был уже уличен во многих грехах.

Фоменко положил конец горячей дискуссии.

— Хватит, товарищи, гадать на кофейной гуще. Но и забывать о показаниях Знаменского не следует. А теперь частности. Сидел в крепости бывший штаб-ротмистр Лбов. Он полностью раскаялся. В нападении на конвой он фактически не участвовал. Более того, следствию стало известно, что Лбов был приговорен заговорщиками к смерти, так как выражал сомнения насчет такой акции. Арестовав его, мы, можно сказать, спасли Лбова. Он в буквальном смысле слова сидел, как за каменной стеной.