Приговор приведен в исполнение...

— Неподалеку... На Николаевской.

...Вскоре привели Картвелова — толстяка в лисьей шубе, богатой собольей шапке. Набрякшее лицо его свидетельствовало о том, что Картвелов последнее время пробавлялся, увы, не лимонадом. Как объяснил начальник патруля, Картвелова привели прямо из-за застолья. Дым там шел коромыслом. Да и без объяснений было понятно: пьян он изрядно. Картвелов с ходу бросился в атаку.

— Господин начальник!... Что же это делается? Свободу провозгласили... А меня... За что? Я кого убил, а? Насильничал я, а?..

— Все гораздо проще, гражданин Картвелов.

— Зачем проще?.. Человека просто, понимаешь, забрать в кутузку! Зачем меня от друзей оторвали? Кто дал право?!

— Вот жалобщица... Авдотья Смирнова. Почему не даете ей комнату да еще угрожаете кровавой расправой?

Цируль бросил на толстяка такой взгляд, что тот мигом протрезвел, сник.

— Господин начальник!..

— Не господин, а гражданин.

— Виноват... Я кавказский человек... Все перепутал... Да я...

Вскоре Картвелов бомбой вылетел из кабинета, отирая с лица крупные градины пота.

Перед Цирулем предстала монументальная женщина со следами былой купеческой красоты. Все у нее было в избытке — могучий бюст, бедра... И лицом она была хороша, хотя ей уже, видимо, перевалило изрядно за сорок: кожа белая, атласная, бедовые голубые глаза, брови словно нарисованные. Цируль вспомнил, как в одном из портов, когда он работал грузчиком, Фимка-одессит говорил о такой же примерно красотке коротко и ясно: «Берешь в руки — маешь вещь!»

Усмехаясь внутренне, Фриц Янович, сам того не ожидая, первый приветствовал посетительницу:

— Прошу вас, садитесь, гражданка Часовитина... Дарья Ефимовна... Если не ошибаюсь?

— Вы не ошиблись, — ответствовала грандиозная красавица, тяжело опускаясь на хлипкий стульчик. — Однако... Хи-хи... Откуда вы меня знаете? — Дарья Ефимовна кокетливо улыбнулась, сложив маленький, действительно очень красивый ротик куриной гузкой.

— Работа у нас такая, Дарья Ефимовна. Чем могу служить?

— Значит, вы также знаете, что я — жена великого князя Николая Константиновича Романова, почившего в бозе четырнадцатого января сего несчастного года?

— В общем-то, конечно... — неопределенно ответил Цируль, деликатно улыбнувшись.

— Что значит — в общем? — раздраженно произнесла Часовитина. — Я вас не понимаю.

— Видите ли... — замялся Цируль. — Если я не ошибаюсь, у бывшего великого князя была жена... По имени Надежда. Супруги находились в дальнем, очень дальнем родстве. Она тоже относилась к какой-то ветви Романовых.

— Вот именно, — отрезала Дарья Ефимовна. — Поэтому у них и не было детей. Кровосмешение!.. Проклятое самодержавие!.. Я же была гражданской женой великому князю... Может быть, вы против гражданских браков? Вам венчаных нужно, а?..

— Да что вы, Дарья Ефимовна!

— Я великому князю родила двух сыновей. Искандер Романов — офицер русской армии...

— Прошу извинить, — вежливо перебил Цируль, — все это хорошо известно. В этом смысле ваши заслуги бесспорны. Но что привело вас ко мне?

Часовитина, высоко вздымая мощный бюст, объяснила:

— Мне принадлежала гостиница «Новая Франция» на Куропаткинской улице и водяная мельница на арыке Бурджар.

— И их у вас отобрали, — подсказал Цируль, невольно любуясь все еще привлекательной могучей красавицей.

— Да, отобрали! — воскликнула Часовитина.

— Уточним формулировки: гостиницу и мельницу национализировали.

— Ах, какое красивое слово!... На-ци-о-на-ли-зи-ро-ва-ли!.. Хрен редьки не слаще. На каком основании, я спрашиваю?

— А разве вы не знаете, что произошла социалистическая революция?

— А по мне хоть небо тресни, а мое добро отдайте. Или я уже не жена великого князя?

— Вдова, — мягко поправил Цируль. Ему было и жаль тугодумку, и смешно было.

— Ну и что, что вдова? — двусмысленно уставилась Часовитина на Цируля. — Да, вдова... Свободная женщина, если хотите знать. — В глазах ее заиграли опасные для мужчин огонечки. Определенно она была еще хороша. Фриц Янович даже бородку погладил от удовольствия. Но тут же спохватился, нахмурился.

— Быстро же вы сняли траур по покойному супругу, — сказал он строго.

— А я что?.. Я как все. Только и слышишь: «Свобода! Свобода!..» — Часовитина вдруг сделала оскорбленное лицо, воскликнула: — А вы о чем подумали?.. Да как вы смеете!

— Успокойтесь, гражданка Часовитина. Будем считать, что вы имели в виду политическую свободу. А новая власть, обеспечившая вам ее, не признает частной собственности на орудия и средства производства. Было вынесено постановление Ташкентского Совета...

Посетительница залилась слезами.

— Господи!.. Да что же это делается? Гостиница... «Новая Франция»... Да какое же это орудие?.. Какое средство?.. Что же мне теперь делать с двумя детишками!..

— Гостиница передана под госпиталь. Мельница в распоряжении военного ведомства. Что же до ваших, как вы выразились, «детишек», то Искандер Николаевич — бывший поручик, если не ошибаюсь? Вот уже несколько месяцев проводит ночи в ресторанах, за карточным столом.