Приговор. Об экспертизе душевнобольных и преступников

Но противники критерия возражают, что целью исследования должно быть исключительно доказательство душевной болезни. «Раз будет доказано клиническим путем, что человек душевнобольной, то действия его уже не могут считаться вменяемыми» (проф. Мержеевский). «Если врачебным исследованием доказано существование душевной болезни у обвиняемого, то этим доказано и существование невменяемости» (А. Черемшанский). «Только распознавание ненормального душевного состояния или констатирование отсутствия психического расстройства будет входить в задачу врача-эксперта» (М. Н. Нижегородцев). Если задача врачебного исследования сводится только к определенно душевной болезни, тогда, во-первых, необходимо прежде всего резко определить границу между психическим здоровьем и болезнью, между тем эта граница неопределима. Что такое психическая болезнь, говорит Крафт-Эбинг, так же трудно определить, как и определить, что такое психическое здоровье. Во-вторых, не все расстройства душевной деятельности, как об этом уже говорилось выше, могут исключать способность ко вменению, не всякая душевная болезнь обусловливает состояние невменяемости. Если человек страдает агорафобией, или извращением полового чувства (вследствие болезни), или, наконец, неврастенией, при которой «память и способность мышления бывают ослаблены, а потому пригодность к умственным занятиям уменьшается, энергия ее и воля отсутствует» (Hammond), – я не могу признать их психически здоровыми, но в то же время и не могу считать эти болезни исключающими вменение и этих лиц неответственными хотя бы за подделку фальшивых векселей. Я не буду останавливаться на различных степенях врожденного слабоумия, на существовании навязчивых идей, истерии, на случаях алкоголизма, морфинизма и массе других сомнительных случаев, оценка которых в судебно-медицинском отношении представит непреодолимые трудности, если задачей эксперта будет только распознавание ненормального душевного состояния или констатирование отсутствия психического расстройства. И это затруднение может быть устранено или не имеющим смысла допущением, что различные психические аномалии не относятся к области душевного расстройства, а составляют проявление психического здоровья, или же – что единственно возможно – установлением, что не всякое психическое расстройство влечет неспособность ко вменению. А раз это положение справедливо, задача эксперта не исчерпывается только доказательством существования душевной болезни; он должен, кроме того, указать, уничтожает ли эта болезнь способность ко вменению или нет. Понятие душевной болезни и понятие невменяемости совпадают далеко не всегда; одно покрывается другим только в некоторых классических, строго определенных формах болезней, например меланхолии, мании, прогрессивном параличе, первичном помешательстве. Доказать существование той или другой из этих болезней действительно равносильно доказательству невменяемости, так как на основании ряда наблюдений мы знаем, что во всех без исключения случаях меланхолии, или прогрессивного паралича, или мании нарушена как свобода суждения, так и свобода выбора. Но в целом ряде других случаев ненормальное психическое состояние не исключает свободы действования, а следовательно, и ответственности, в целом ряде случаев понятие «душевное расстройство» не заключает в себе понятия о невменяемости. Поэтому совершенно справедливо замечание члена Юридического общества В. К. Случевского: «Одно из двух: или всякая душевная болезнь помрачает сознание и подавляет волю, или не всякая душевная болезнь влечет за собой такие последствия. В первом случае врач, установляя факт существования такой болезни, тем самым обязывается удостоверить перед судом и наличность неизбежных спутников этой болезни – отсутствия ясного сознания и свободно определяющейся в действии воли; во втором случае врач, установив событие душевной болезни, необходимо должен точно так же высказать заключение свое о том влиянии, которое оказала душевная болезнь на сознание и волю подсудимого, ибо только в этой части его заключения сосредоточивается цель его судебно-психиатрической экспертизы. Несомненно, что вполне мыслимы душевные расстройства, при которых человек сохраняет и способность сознания, и способность руководить своими действиями. Коль скоро возможны такие случаи, то суд не может не быть поставлен в необходимость их разрешения, и отказ эксперта-психиатра от дачи своего по этому предмету заключения может только поставить суд в беспомощное положение и заставить его решить вопрос о вменении без надлежащего содействия медицинской экспертизы»[16].