Орас. Это было после обеда? Нет, вы ошиблись, дорогая. Я играл на бильярде с Патриком Бомбелем.
Диана. Фредерик поклялся мне, что это не он.
Орас. Очевидно, еще какой-то пройдоха воспользовался нашим неуловимым сходством.
Диана. Вы напрасно шутите любовью вашего брата, Орас. Это жестоко. Если бы вы еще любили меня, если бы не могли побороть свое чувство… Но ведь это не потому, что вы не можете побороть свое чувство?
Орас. Вы ставите меня в затруднительное положение, дорогая. Я вынужден ответить: нет!
Диана. Я вас ненавижу!
Орас. И вы тоже? Что-то нынче вечером все ко мне плохо относятся. Кстати, вы не видали Патриса Бомбеля? Мне сказали, что он меня повсюду ищет. Забавно, оказывается, ему тоже не по вкусу, что я обнимал эту девушку. Видно, влюбился по уши. А я и не знал. Право, эта малютка всех свела с ума! Но она и в самом деле прелестна и очаровательна одета, правда? Прощайте. Прислать вам брата?
Диана. Спасибо. Я его сама найду.
Мессершман
Диана. Папа, ты богат?
Мессершман. Говорят, что да.
Диана. И можешь все, как тогда, когда я была маленькой?
Мессершман. Почти все.
Диана. Помнишь, мы были бедны, а они нас отовсюду гнали, и мы тряслись в холодных, грязных вагонах от границы к границе, прижавшись друг к другу?
Мессершман. Почему ты вспомнила об этом сегодня?
Диана. Помнишь, твоя маленькая дочь ехала с тобой в равном платьице и во время бесконечных перегонов просила пить, и тогда в тебе, бедном изгнаннике, над которым издевались во всех странах Европы, просыпалась дерзость. Ты шел в вагон-ресторан, куда вход евреям был запрещен, шел напрямик через все вагоны первого класса и на последние гроши покупал дочери апельсины. Ведь все это было, правда? Мне это не пригрезилось?
Мессершман. Было, но с тех пор ты выросла, моя дорогая малютка. И тебя окружала такая роскошь и столько рабов, что я надеялся — ты забыла о прошлом.
Диана. Я и забыла. Но сегодня вечером, папа, они снова взялись за старое.
Мессершман. За какое старое? Кто взялся?
Диана. Все. Они унижают нас.
Мессершман. Ты бредишь. Они дрожат передо мной. Мне стоит шевельнуть пальцем — и от их жалких доходов не останется и половины…
Диана. Папа, ты думаешь, я не замечаю твоих отношений с этой женщиной? Но хоть ты и даешь ей еще больше денег, чем давал другим, она все равно смеется над тобой, папа.
Мессершман
Диана. Но ведь я молода, я красива, мне эти чувства непонятны!
Мессершман. Само собой, моя маленькая газель, моя маленькая царица Савская…
Диана. А они стараются унизить и меня, папа.
Мессершман. Ты пожелала этого юнца, я тебе его купил. Он что ж, передумал?
Диана. Да ты мне его вовсе не купил, он меня любит. Хорош подарок! Я получила его даром. А вот его брат смеется надо мной.
Мессершман. Хоть я и богат, я не могу предложить тебе обоих зараз. Денег у меня хватило бы, но так не принято. Выбирай любого и выходи за него — он твой.
Диана. У тебя не хватит денег, папа, купить того, которого я выбрала, поэтому я беру другого.
Мессершман. Не хватит денег? Смотри, я рассержусь.
Диана. Знаешь, что они сделали? Вернее, что он сделал, потому что я не сомневаюсь — это он. Пригласил сюда эту девушку. Она увивается вокруг бедного Фредерика, тот ничего не понимает, а он сам, — равнодушный ко всему, бесчувственный красавец Орас, не отходит от нее ни на шаг. Гости удивлены и не сводят с нее глаз. А обо мне забыли. А я умираю, когда обо мне забывают хоть на минуту. Уж лучше я разорву на себе платье, расцарапаю себе щеки и стану уродиной. На помощь, папа!
Мессершман
Диана. Племянница Роменвиля.
Мессершман. Ага! Может, в моей власти Роменвиль… Кто он такой?
Диана. Толстяк, с которым тебя познакомили вчера вечером. У него такой важный вид и большой крест Почетного легиона.
Мессершман. Ордена Почетного легиона я не боюсь. У меня у самого он есть. И важного вида тоже не боюсь, те времена прошли. Чем он занимается? Откуда у него деньги? Наведи справки.