Придумай что-нибудь сама

– Да оно всегда такое, – задумчиво ответила Сима. – Мастера раньше хорошие были и умели делать вещи качественно. Наверное, ему больше ста лет, сколько людей в него смотрелось за это время, а оно все такое же и служит нам, и еще нашим детям и внукам, если Бог даст, служить будет. Смотри, поверхность какая гладкая и прохладная, даже слишком прохладная. Оно совершенно не реагирует на температуру комнаты, – сестра провела рукой по зеркалу. – Настоящая вещь, не то, что нынешние. Вон в коридоре, пойди, посмотри. Еще и года не успело провисеть, а уже какое-то тусклое, в углу появились пятнышки, а стоит, кстати, очень приличных денег, – в ее беспечном тоне я уловила скрытое волнение. – Казалось бы, в наше время и технологии современные и мастера образованные, а толку от этого мало, потому что все на потоке, – продолжала рассуждать сестра. – Ничего не умеют делать. А это, – она обвела взглядом зеркало на стене, – вещь!

Я уже не слушала ее рассуждения. Мысли, неожиданно посетившие, напугали меня.

– Сима, давай присядем и обо всем поговорим спокойно, – тихо сказала я, все больше утверждаясь в своей догадке. – Думаю, дело тут не в мастерах и качестве изготовления зеркал. Тут что-то другое… Я даже уверена, что знаю ответ. Только как это все связать? Да сядь ты, – дернула я ее за рукав платья.

– Что? Что ты хочешь сказать? – она подчинилась мне и напряженно опустилась на краешек дивана.

– Не знаю как ты, но я до сих пор помню истории нашей старенькой прабабушки. Тогда мы принимали их за сказки. Только сейчас я поняла, что она ничего не придумывала, а рассказывала жизненные истории. Возможно, она сама была им свидетельницей или даже непосредственной участницей.

– Слишком издалека ты начинаешь. Не понимаю, к чему это сейчас? – спросила Сима, но по тому, как блеснули ее глаза, я поняла, что мы думаем об одном и том же.

– Помнишь, историю о Лизавете, ее сестре? После рассказа бабушки мы не спали всю ночь и еще долго потом боялись темноты. А мама отругала ее за то, что она придумывает небылицы и пугает детей. Кто знает, может, это и выдумка, но я до сих пор помню каждое ее слово, словно это было вчера. Был такой же вечер, как и сегодня – в канун Рождества, только много-много лет назад, – тихо сказала я и оглянулась на зеркало.

Наверное, у меня сдали нервы или отблеск догорающих свечей в комнате, как-то не совсем обычно отразился в нем. Мне показалось, что в зеркале промелькнула легкая тень, и свечи вдруг вспыхнули ярче. Страх мгновенно сковал все тело, и какое-то время я сидела в полном оцепенении. Молчала и Сима.

Немного успокоившись, я снова оглянулась на зеркало, но в этот раз ничего не заметила, и, пожав плечами, продолжила свой рассказ:

– Бабушка еще говорила, что Лизавета сильно переживала от того, что засиделась в девках. В тот год ей исполнилось восемнадцать лет, а по тем временам было впору бить тревогу. И, хотя Лизавета была настоящая красавица, наверное, у судьбы относительно нее были другие планы. Вот и решила девушка развлечься гаданием и попытать судьбу, тайно надеясь разглядеть долгожданного суженого. В полночь она заперлась в своей комнате и плотно закрыла шторы на окнах. Постелила на стол чистую скатерть и пододвинула его к большому зеркалу, что висело на стене. Сама переоделась в длинную рубаху, распустила волосы и зажгла свечу. Все происходило по правилам. Опустила венчальное кольцо, которое раздобыла заранее, в хрустальный стакан с водой, и произнесла тайные слова. Что там явилось бедной девушке в зеркале, никому неизвестно, но, похоже, что за закрытой дверью разыгралась настоящая трагедия. Утром, когда взломали дверь, зеркало лежало на столе возле прогоревшей свечи. В центре мокрого пятна на скатерти – опрокинутый стакан с кольцом. Сама Лизавета, раскинув руки, вместе со стулом упала на пол и смотрела вверх, застывшими глазами, широко открытыми от ужаса. Она умерла мгновенно. Врач тогда сказал, что смерть наступила от вполне естественных сердечных причин, потому что на теле не было никаких следов насилия, – я замолчала и, поборов страх, снова оглянулась на зеркало. – Прошло столько лет, но я до сих пор помню каждое бабушкино слово, ее грустное лицо. Она любила свою сестру. Сознаюсь, что частенько вспоминаю об этой несчастной девушке. Господи, она и жизни-то не видела, всего восемнадцать лет. Жаль, бедняжку, – я сочувственно покачала головой.

– Да, – вздохнула Сима, – я тоже ее вспоминаю. Наверное, она была слишком впечатлительной натурой, и вся эта процедура ночного гадания явилась для нее губительной. Сердце не выдержало нервного напряжения. Уж не знаю, правда ли там, в зеркале появляются какие-то образы или это плод нашей фантазии и безумного ожидания увидеть чудо, но только у меня раньше никогда не возникало желания гадать. Еще в детстве, где-то там, – она прижала пальцы к виску, – выработался своеобразный запрет.