Причуды любви

— Не знаю, они же не при мне плакали. Правда, был один барон, Альберто Бланк, так он, когда я проезжала мимо него на автомобиле, всякий раз начинал рыдать. Я ему говорю: «Знаете, барон, прекратите это, не хватало еще, чтобы мой шофер невесть что о нас подумал». Он, этот барон, хотел разойтись с женой и жениться на мне. Все мои поклонники были просто помешаны на браке. Мне уж было под пятьдесят, а они все приставали: «Выходи за меня замуж! Выходи за меня замуж!»

— Вам это надоедало?

— Да нет, почему же, ведь это значит, что они видели во мне не просто развлечение. К тому же они знали, что иначе все равно ничего не добьются.

— Вы женщина чувствительная?

— Чувствительная, но не чувственная.

— А откуда в вас эта таинственность, желание скрыться от посторонних глаз?

— Не люблю, когда суют нос в мою жизнь.

— Вы верующая?

— Да. Я из очень религиозной семьи. Мой дядя был епископом.

— Что бы вы хотели исправить, доведись вам жить заново?

— Да нет, вообще-то, я не хотела бы жить заново. Там, на небесах, гораздо лучше. Там только свет и нет тьмы.

— Что, по-вашему, главное в жизни?

— Материнство. По сравнению с ним все пустяки.

От прошлого у нее сохранилось только семь ящиков с вырезками из газет. Все остальное — виллы, повара, слуги, драгоценности — кануло в Лету. Хотя нет, она до сих пор еще не утратила свой колдовской взгляд и какую-то юную улыбку.

Умерла она 13 октября 1985 года. Ее точный возраст так и не был установлен.

Марчелло Мастроянни — latin lover [11] Когда у меня появляется женщина, я прячусь от людей…

На Брюссельском кинофестивале его провозгласили «лучшим актером Европы». Три раза он был кандидатом на премию «Оскар». Когда «Оскара» вручали Грегори Пеку, он открыто признался: «Я, конечно, доволен, но Мастроянни талантливей меня».

Серый полдень в Милане; дробный дождь нагоняет тоску. Беседую с Мастроянни в его апартаментах, обставленных безликой, вычурной мебелью с позолотой. Мебель совершенно не создает уюта, но Марчелло это, кажется, ничуть не смущает.

— Меня вечно поселяют в роскошных номерах, а мне в общем-то все равно: любой угол сойдет.

Из множества моих знакомых он, пожалуй, единственный, кто никогда не суетится и остается неизменно верен себе. Популярность, успех его стесняют; деньги он вовсе не ценит. Он любит жизнь; и хотя с некоторых пор осознал, что дорога близится к концу, относится к этому спокойно. Даже если ему неможется, он привык просыпаться с удовольствием, с желанием что-то сделать. Он верит, что мир в новом тысячелетии и впрямь изменится, во всяком случае, не исключает такой возможности.

Строитель по профессии, Мастроянни всегда мечтал стать архитектором. Однако на судьбу он не жалуется: кино позволяет ему укрыться от любопытных глаз, спрятаться под чужой маской. Ему приятно перевоплощаться в своего героя и наделять его некоторыми собственными чертами: мечтательностью, неуверенностью в себе и даже долей эгоизма. У него есть большое достоинство: он признает свои недостатки и не ищет смягчающих вину обстоятельств.

Неверно, будто они с Феллини двойники, но определенное сходство есть: оба любят приврать, оба не мыслят себя без работы.

— Феллини — творческая личность, — говорит Марчелло. — Актер должен понимать, чего он хочет, и не спрашивать, зачем это. Нелепо ожидать, чтобы такой режиссер стал во всем следовать сценарию. Поэтому я прихожу утром на площадку и спрашиваю: «Ну, Федери, что мне делать сегодня?»

И Феллини импровизирует. К примеру, обряжает Марчелло в костюм фокусника из комиксов и отправляет в гости к добродушной толстухе Аните Экберг, совершенно не ожидавшей подобного визита, — и вот вам одна из самых трогательных сцен в истории кино.

Человек, в объятиях которого и на экране, и в жизни перебывало много поистине легендарных женщин (причем скандальная хроника, не стесняясь, вытягивала из него все подробности), с нежностью вспоминает о том, как в первый раз влюбился:

— Я был еще совсем зеленый. Ее звали Сильвана. Я увидел ее, как водится, на бульваре, и она мне сразу понравилась. Я проводил ее до дома и отважился поцеловать.

А вот поцелуи «по сценарию» его не вдохновляют. С точки зрения техники эти сцены очень трудны: много возни со светом, выбором ракурса, к тому же, если поцелуй идет крупным планом, надо, чтобы не видно было морщин и красиво смотрелись челюсти. Витторио Де Сика, по словам Марчелло, в таких случаях давал актрисе какую-нибудь безвредную пилюлю. «Дорогая, по-моему, у вас начинается простуда. Положите вот это под язык, и все как рукой снимет».

У Марчелло мягкий юмор и богатое воображение. Его давно, чуть не смолоду, мучит бессонница: если в постели хоть что-нибудь не так, как он привык, ни за что не уснет. Тогда, пытаясь ухватить за хвост птицу сна, он представляет себя альпийским стрелком: заснеженная палатка в горах, снаружи бушует метель, под головой ранец вместо подушки, а утром в атаку, и надо хоть немного поспать…