Причуды богов

Первое, что сделала Юлия, обосновавшись в Клешеве, это уволила кухарку – пригожую молодичку, исполняющую и обязанности горничной. Антоша на приказ барыни вытаращил глаза: «А барину Ката была по нраву!», но Юлия не удостоила его ответом и не стала уточнять, что он имеет в виду. Наверное, такая румяная, пышная бабенка, чем-то схожая с приснопамятной Аннусей, и впрямь пришлась по нраву Зигмунду! Потому и была уволена. Впрочем, может быть, речь шла только о том, что Ката прекрасно стряпает. Но Юлия не хотела разбираться, хотя создала себе множество неудобств: непросто было найти замену в этом польском местечке, взбудораженном войной и неизбежным поражением мятежников! Она испытывала странное, мстительное удовольствие, поступив хоть в этом вопреки Зигмунду, но, покушавши два дня Антошиной стряпни, велела все же приискать новую кухарку: мало, что сердце от ревности и тоски дочерна выгорело, так еще и есть подгорелое да сырое?!

Стряпка, пришедшая наниматься, сперва даже напугала Юлию своим безобразием: пожилая девушка, высокая, худощавая, нескладная, угрюмая, она носила черный платок, закрывающий пол-лица, но все же не скрывавший замусоленной повязки на глазу: еще в детстве, по ее словам, пьяный отец ударил в глаз так, что он вытек.

Впрочем, это Юлии поведал Антоша, а перед ней Баська (так звали новую кухарку) стояла столб столбом, ежели столбы умеют так сильно потуплять голову, мять в руках край платка и мычать нечто невразумительное. Однако щи да кашу сварила она споро, и Антоша, призванный Юлией для совета, согласился, что это хорошо, Баська вполне достойна сменить Кату. При этом вид у него был какой-то нерешительный, а бормотанье: «Что скажет барин?» – то и дело доносилось до Юлии. Вспомнив, с каким испугом Антоша глядел на Баську, Юлия решила, что денщик боится прогневить Зигмунда, когда тот обнаружит в доме этакое страшилище. Ему, бедолаге, было невдомек, что именно внешность оказалась самым сильным доводом в пользу новой кухарки! Достаточно того, что Юлия принуждена делить своего мужа с другой законной женой, чтобы еще терпеть в поле его внимания других женщин.

Вообще говоря, больше всего ее теперь интересовало, который из двух браков Зигмунда наиболее правомочен. Оба венчания были тайными, однако ежели Ванда первенствовала по времени, то Юлия и вправду знала истинное имя своего супруга. Понятное дело, для католиков истинной женой Зигмунда была бы признана Ванда, ну а православные, наверное, приняли бы сторону Юлии. Ах, ежели бы еще она не знала так хорошо своей предшественницы: ее ума, обаяния, силы и страсти! Ежели б не ревновала так безумно – в то же время скрытно тоскуя по Ванде! Иногда ей отчетливо слышался ее голос в коридорах, на кухне – Юлия бежала туда, понимая, что это морок, – а там или Баська болтала с молочницей или поломойкой, а чаще вовсе никого не оказывалось. Да и откуда здесь взяться Ванде! Добралась, верно, до своего Кракова и знать не знает, что ее супруг, грозный, красивый и опасный, как ловчий сокол, женился на другой. А вот любопытно: согласился бы отец Юлии на все затеи Белыша так же безоговорочно, когда бы проведал о его первом, тайном браке? А главное, об убийстве тетки? Уж наверное, нет. А впрочем, кто знает этих мужчин с их непостижимой солидарностью! Юлия теперь ни в чем не была убеждена. А прежде всего – в себе.

Она всегда любила сказки больше игрушек. Игрушки своей безусловной покорностью раздражали ее, а в сказках было то, что Юлию более всего поражало: невероятность совпадений. Потом она именно этим наслаждалась в любимых романах. В них все происходило как бы случайно: случайно кавалер де Грие увидел Манон. Случайно Навзикая нашла Одиссея. Случайно Ромео оказался на балу в доме Капулетти, где увидел Джульетту, а Себастьян случайно забрел во дворец Оливии. Судьба изначально давала каждому свободу выбора: оглянуться или нет, пойти в том направлении или в этом, ну а потом вмешивался, подобно злокозненному Яго, укравшему платок Дездемоны, тот самый Случай – и остальные совпадения начинали нанизываться сами собой. Но когда, от какого мгновения пошла нанизываться незримая, неразрывная цепь ее судьбы? Когда она отправилась в «Вейску каву»? Когда Адам с ее помощью решил улизнуть из Варшавы в ночь мятежа? Или когда Зигмунд не отправился к своей нареченной выяснять отношения, а уснул, сморенный усталостью и ожиданием непорочной Аннуси? Или все началось гораздо раньше, еще в Париже, когда молодые сослуживцы Аргамаков и Белыш не то в шутку, не то всерьез помолвили своих малых детей? Ну, если так рассуждать, то можно добраться и до прабабки Елизаветы и ее отчаянных приключений!