Причина его одержимости

Ответ прилетает так быстро, что Люся поневоле его читает. Я торжествующе усмехаюсь, мол, вот, теперь-то ты видишь, какой он! Но та не впечатляется. Точнее, впечатляется, но не тем, чем бы мне хотелось.

– Паршивец, – протягивает она… восхищенно?!

– Так, все, Люсь, мне работать надо. Ты, кстати, слышала, что Наташа вернулась к своему мудаку?

Остаток перерыва обсуждаем с Людмилой Борисовной сложившуюся ситуацию. На вечер у меня запланировано несколько встреч в городе. Домой попадаю аж после восьми. Не предел, раньше я и до ночи могла сидеть в офисе, но теперь все мое время принадлежит Арише.

– Я уже хотел тебе звонить, – выходит меня встречать Кир, – ужин остывает.

– Сейчас, только руки вымою.

Когда я захожу в столовую, Ари с Кириллом уже сидят за столом. Дочь, оживленно размахивая вилкой, рассказывает о том, как прошел ее день. Я чувствую себя чужой в их компании. Сердце щемит от тоски, и, будто почувствовав это, Кир парой ненавязчивых вопросов вовлекает меня в беседу. Уже через пять минут мы вместе смеемся над какой-то историей из жизни Ариши-трехлетки. После ужина я берусь убирать грязную посуду, и Кир с мелкой, не выказывая никакого удивления по этому поводу, принимаются мне помогать. Чем ближе к ночи, тем сильнее я нервничаю. И Кирилл никак не способствует моему успокоению. Скорей даже наоборот. Я затылком чувствую его хищный взгляд.

– Почему ты не сказал мне, что тебя вчера допрашивали?

– А что бы это изменило? – Кир заходит мне за спину, ласково собирает волосы и, перекинув их на одно плечо, целует другое. Ответа на его вопрос у меня нет. Да и вообще мне все трудней собрать мысли в кучу, когда он так близко, Ариша спит, и нет никакого повода оттягивать неизбежное. Поэтому я тараторю:

– Просто интересно. Тебя в чем-то обвиняют?

– А тебе бы этого хотелось? – Кирилл опускает ладони на мои бедра, проходится к ягодицам и с силой их стискивает. Легкая боль генерирует ток, распространяющийся по телу и концентрирующийся на самых кончиках нервов. Обернуться просто боюсь. Боюсь, что тьма его взгляда утащит меня на дно, с которого я не смогу подняться.

– Постой, Кир!

– Ну что еще?

– Я не готова! Дай мне немного времени, – умоляю, заламывая руки.

– Нет, – выдыхает в шею.

– Даже не попытаешься сделать вид, что тебе есть дело до моего мнения? – цежу сквозь стиснутые зубы. – Тебя что, вообще не напрягает, когда тебя не хотят? Только твои желания имеют значение?

Кирилл замирает, и на долю секунды мне даже удается поверить в то, что я до него достучалась, но где там? Всего одно биение сердца… И вот я уже зажата между стеной и его горячим, как печка, телом. Ладони распластаны на стене на уровне головы. Юбка задрана на спину, прогнувшуюся в пояснице, а его руки, кажется, везде: на заднице и крестце, на бедрах и между ягодиц. Спускаются туда, где какого-то черта мокро. И до предела раскалено.

– Это так ты не хочешь? – хриплый смешок мне в ухо. И сразу три пальца внутрь. Со всхлипом приподнимаюсь на носочках, чтобы избежать этой пытки. Но Кирилл очень быстро возвращает меня в прежнее положение. Я сойду с ума, если мы продолжим! Или я уже спятила, раз позволяю ему это все? Пальцы сопляка движутся во мне с пошлым чвакающим звуком. Я теку, как, может быть, никогда.

– Отпусти!

– Нет.

– Я не хочу!

– Хочешь, Анечка… Хочешь. Просто позволь мне. И я сделаю тебе очень… очень хорошо. Будешь кончать у меня, как из пулемета.

Сложно разговаривать, когда тебя в это время весьма умело трахают. Невозможно капитулировать, когда все происходящее настолько за гранью добра и зла. Все во мне противится практически так же, как и жаждет забыться. Забыться и забыть. О табу, о чужих «хорошо и плохо»… В его нахальных, пошлых, возмутительных в своей откровенности словах звучит мольба, важность которой лишь подчеркивают его сбившееся дыхание и хриплые несдержанные стоны предельно раскованного мужчины. Это зов, на который я не могу не откликнуться. Мышцы бедер сокращаются, не выдерживая напряжения. Таранящие меня пальцы замедляют движение, а потом вовсе выскальзывают, чтобы нежно… так нежно коснуться мучительно напряженного клитора.

Я рычу, обезумев от похоти, злости и того, с какой легкостью он подчиняет себе мою волю. Так не должно быть. Наверное. Или…

– Сделай с этим что-нибудь!

– Добавь к своей просьбе «Кир»…

И ведь потребности в этой его просьбе ничуть не меньше, чем в моем требовании поскорее со всем покончить. В голосе сопляка нет превосходства, и нет заносчивости. Хотя он не может не понимать, что победил. Я в его руках, безвольная, текущая и на все согласная. Но что-то мне подсказывает, он тоже ни черта не свободен.

– Сделай с этим что-нибудь. Пожалуйста, Кир.

ГЛАВА 10