– Но как? – возмущалась девушка. – Как же в таком случае простым обывателям определять для себя истинные ценности и жить по ним, если они с детских лет формируются элитой в угоду его интересов и в результате представляют из себя продукт, легко поддающийся экспериментам управления толпой? Благо, что технологий оболванивания масс тьма. Начиная с программы начальных классов и заканчивая шоу-бизнесом, элита создает концепции и предпосылки для «оздоровления» как индивида, так и общества. Да, и оправданием всему этому служат национальные интересы – панацея для откровенного зла. Прикрываясь этим правильным лозунгом, сильный забирает свое как внутри своего общества, так и у соседей. Поэтому для осознания и претворения высшей морали и справедливости мы должны определять свое место не на базе придуманных элитой идеологий, а основываясь на непреходящие ценности Божественных откровений. Именно так мы сможем ежеминутно забивать в себе жадное животное, которое иначе может с легкостью превратится в нашу суть. Разве не так? – Да, с этим не поспоришь, – протянул Бен.
– И согласись, что свое животное мы забиваем не только своим сознанием, нравственностью и верой, но и страхом быть наказанным кем-то более сильным, чем мы, – продолжила она после некоторой паузы. – Только для верующих этот страх должен быть всегда и первым долгом перед Создателем, а неверующий боится всего и вся, что сильнее его самого.
– Возможно, – проговорил Бен, пытаясь оппонировать Хадидже и немного умерить ее пыл, – однако ты ведь не будешь утверждать, что все верующие идеальны в своих намерениях и поступках.
– Конечно, нет, – согласилась она. – Мы приходим в религию со всем своим жизненным багажом – плохого и хорошего. Как только мы сознательно и с верой в душе начинаем жить по устоям религии, то нашим первым же противником становимся мы сами, наши страсти, желания и обманчивые стремления преходящей ближней жизни. В основном, лучшие из людей по характеру и по человеческим качествам становятся лучшими и среди верующих, придя в религию. Другими словами, мы не можем убежать от себя, и потому каждый верующий проживает и практикует свою религию по-своему. Однако я полагаю, что правильные знания и борьба со своими страстями могут помочь спастись от фанатизма и невежества и доносить Слово Всевышнего до других, мудрыми и добрыми примерами.
– Если бы в жизни было бы все именно так, как ты красиво это преподносишь, то мне бы не пришлось стрелять в тех, кто хочет меня убить, и мы не ехали бы с тобой по этой пыльной дороге навстречу неизвестности, – ответил Бен, качая головой.
Молодые люди смолкли, пытаясь переварить услышанное друг от друга. Тишину на этот раз прервала Хадиджа:
– А долго нам еще ехать до Мешхеда? – неожиданно спросила она.
– Около часа. А что? – заинтересовался Бен.
– Да так, просто кушать охота, – по-свойски сказала девушка, что не прошло мимо Бена.
Он видел, что долгие диалоги о жизненных ценностях, взаимное желание выслушать друг друга постепенно сближали их. Казалось, все больше узнавая Бена, Хадиджа незаметно для себя переставала видеть в нем опасного преступника. Бен же надеялся, что со временем он все же сможет стать для нее добрым спутником на этой долгой дороге, интересным собеседником, просто солдатом и ее спасителем от плена и смерти.
– Что же ты молчала?! – растерялся Бен. – И как же я сам не догадался предложить. У меня просто еще осталась инерция беглеца от злых талибов, – извиняющимся тоном заговорил он. – Сейчас мы все исправим. Знаешь, здесь очень неплохо готовят…
– Впрочем, как и на всем Востоке, – воспрянув немного духом, сказала Хадиджа. – Только постарайся меня поскорее вернуть домой, – попросила она и, пряча глаза, неожиданно добавила: – Я хочу тебе верить.
– Я сделаю все возможное, чтобы ты как можно скорее оказалась дома, Хадиджа, – искренне и с сочувствием ответил Бен. – А вот здесь мы можем заправиться после афганской диеты, – весело добавил он, припарковав машину около дорожного ресторана «Дервиш»[8], который, судя по количеству машин разного калибра вокруг, явно пользовался популярностью.