Прибежище богов

Табурет оказался жестким и неудобным, хорошо хоть без торчащих гвоздей и заноз, втыкающихся в мягкое место. Я села на нем прямо, и по просьбе Дмитрия положила обе руки себе на колени ладонями вверх и чуть прикрыла глаза, ожидая начала церемонии. Было слышно, как позади меня, позванивая ножными браслетами, выстраиваются танцовщицы, и как возятся со своими инструментами музыканты. Кстати, ансамбль-то этот, может быть, и самодеятельный, но его выступление на своей сцене с радостью бы показал любой императорский театр – хоть в Петербурге, хоть в Москве, хоть в Киеве*. Моя маман – заядлая театралка, и я вам говорю, что и она, и ее подруги по увлечению были бы в совершенном восторге.

(Прим. авт.: Петербург, Москва и Киев* – три столицы Российской империи.)

Потом руки Дмитрия аккуратно надели на мою шею цепочку с камнем, и я ощутила, как по груди, пока слабо и неуверенно, разливается тепло. Когда раздались первые звуки музыки, сердце мое забилось в такт рокоту барабанов, а голову вдруг повело по кругу с первым синхронным звяканьем ножных браслетов-перельсцид. Я чувствовала, что синхронно с моим сердцем пульсирует и камень, и эта пульсация с каждым мгновением все дальше и дальше проникала по всему моему естеству, заглядывая в самые дальние его закоулки. Раньше я наблюдала эту церемонию со стороны, но теперь, оказавшись в самом центре круга, почувствовала себя как на карусели – когда и весело, и интересно, и даже немного страшновато. Взгляд Дмитрия проник прямо мне в душу, и я, как цветок, раскрылась ему навстречу. Серые глаза юного мага источали свет и энергию, они вселяли спокойствие.

Неожиданно камень, который Дмитрий повесил мне на шею, вращаясь, повис прямо перед моими глазами, завораживая блеском граней и живым сиянием, исходящим откуда-то из его центра. Сделав шаг, я нырнула внутрь камня – и вот уже он был мной, а я им. Какой-то частичкой своего сознания я понимала, что по-прежнему сижу своей попой на жестком табурете, и в то же время я путешествовала внутри камня, вспоминая всю свою жизнь. Вот я маленькая девочка, с огромным бантом гуляю с няней в осеннем Александровском саду. Вот я в школе – уже постарше, в коричневом, как у всех, форменном платье и белом фартуке, и резкий, как выстрел, выкрик учителя: «Волконская – к доске!». Вот мой первый мальчик – такой же голенастый и бестолковый, как я, неловко, будто телок, тыкается своими губами в мою щеку. Вот – уже другой юноша, лощеный ловелас, на семнадцатом дне рождения моей школьной подруги уводит меня, подвыпившую, в спальню, и валит там на кровать, задирая на мне пышные юбки, и входит в меня решительно и неумолимо, причиняя боль. Вот мой первый, уже без инструктора, полет на планере в аэроклубе – и волшебное упоение воздушным парением и видом распростершихся под узкими длинными крыльями полями и лесами. Вот кадет выпускного курса Волконская поднимается в кабину настоящего боевого штурмоносца перед экзаменом по боевому десантированию…

Как я понимаю, Дмитрий вел меня по камню, записывая в нем мою историю – и тут я впервые порадовалась тому, что он всего лишь наивный одиннадцатилетний мальчик, которому совершенно нет дела до моих приключений прошлого, любовных побед, через некоторое время оборачивающихся унизительными личными неудачами. Это потом я стала умной и сверхчувствительной на ложь, а сперва набила немало шишек на личном фронте с разными жиголо, которые, как мухи на мед, летели на мою громкую фамилию. Лишь появление на горизонте моего тишайшего госбезопасного папы спугивало с меня этих мотыльков полового фронта, и они летели дальше в поисках более безопасной добычи. Последней картинкой в череде воспоминаний было то, как я сажусь на этот табурет перед началом сеанса. Все – круг замкнулся.

И когда я прожила в камне всю свою жизнь, неожиданно мое тело пронзила сильная боль, будто раскаленной спицей проткнули весь позвоночник от копчика до головного мозга, после чего внутри моей головы лопнул огненный шар. От неожиданности я зажмурилась, а когда открыла глаза, то обнаружила, что парю в вышине на восходящих потоках воздуха, причем парю без всякого там планера или дельтаплана, а сама по себе, на широких размашистых бело-черных крыльях с мощными маховыми перьями, упруго опирающимися на воздух.

Бросив взгляд вниз, я увидела где-то далеко прямо под собой блестящую извилистую ленту реки, обрамленную кустарником и камышами, а также выстроенные в оборонительный круг телеги, сгрудившихся в кучу лошадей, коров и баранов, и мелких, как муравьи, людей, не обращающих на меня никакого внимания. От всего этого полета, свиста ветра, окружающего простора и висящего в перисто-облачном небе беспощадного солнца меня охватил неудержимый восторг, от которого я хотела было заорать им всем там внизу: «Смотрите – я здесь!», но горло мое вместо слов смогло издать только нечленораздельный хриплый клекот.