Прибежище

Оксана – очень прямодушная и откровенная девушка… А недостатки есть у всех. Так он себе говорил, не желая осознавать, что недостатки могут сильно различаться по степени вредоносности и токсичности для окружающих.

20

Надев свое лучшее летнее платье, Люба сбежала вниз по ступеням. Хозяин, смотревший телевизор на диване, посмотрел ей вслед. У него был взгляд как у домашнего раскормленного кота, увидевшего мышь – сытый, но все же заинтересованный. Эта мышь от него не уйдет.

Щеки ее горели, сердце учащенно билось от волнения. Это ведь всего лишь встреча, дружеская встреча – уговаривала она себя. Никаких свиданий, как она сказала – а он с ней согласился. У них, можно сказать, уговор.

Увидев его, она немного успокоилась и улыбнулась – он ведь все такой же… Такой же, как на их ежедневных встречах. Не будет же он нападать на нее с поцелуями или с чем-то еще таким…

Он и правда не собирался нападать на нее, а лишь слегка шутливо поклонился, улыбнувшись – мол, добрый вечер, мадемуазель, хорошо выглядите. Она поддержала его шутку и сделала реверанс.

– Это, можно сказать, главный проспект нашего городка, – сказал он. – Так что ты правильное выбрала место… Здесь для тебя будет безопасно.

– Я просто здесь жила в детстве, – сказала она. – Даже помню эту улицу.

Он слегка прикрыл глаза, будто ему нужно было на чем-то сосредоточиться.

– А этого магазина здесь еще совсем недавно не было, – сказал он, оглянувшись на магазин с вывеской «Товары из Москвы и Петербурга».

– Там много хороших магазинов, в столице… Может, оттуда есть действительно интересные вещи.

– А я думаю, что всякая ерунда… Но, может, ошибаюсь. Не хочешь заглянуть, посмотреть? – предложил он.

Люба, пожав плечами, кивнула.

Они зашли. Колокольчик над дверью мелодично звякнул, и старушка за прилавком, оторвавшись от газеты, посмотрела на них поверх очков.

– Здравствуйте, – доброжелательно сказал он.

– Здравствуйте, что-то конкретное вас интересует?

Он покачал головой:

– Нет, нам просто стало интересно, что у вас продается.

Старушка, временно потеряв к ним интерес, вернулась к газете.

Люба скользнула взглядом по рядам секонд-хенд одежды и обуви и заинтересовалась полкой с безделушками, свечками и статуэтками – самым ходовым товаром в праздники, когда надо сделать подарок человеку, которого совсем не знаешь. Она не была большой любительницей украшений для интерьера, потому что у нее не было того интерьера, который она считала бы заслуживающим украшений, но ее привлекла одна из статуэток – юная балерина в позе attitude с Щелкунчиком в руках.

Люба, приблизившись, смотрела на нее, и продавщица, оторвавшись от газеты, по ее виду определила, что назревает покупка.

– Всего-то пятьсот рублей, – заметила она.

– Пятьсот? Это же дорого! – возмутился Володя.

– Это статуэтка из Петербурга, – многозначительно сказала она. – Культурная столица, все-таки.

– Из Петербурга – это, конечно, все меняет… – согласился он. – Хочешь, я куплю ее, Люба? Для меня пятьсот рублей – пустяк, а для тебя, наверное, будет дороговато.

– Нет, спасибо, – покачала головой она, улыбнувшись. Фигурка вызвала у нее противоречивые чувства, а вовсе не желание заиметь ее. Есть такие вещи, смотреть на которые какое-то время нравится, а себе их не хочется.

Они прогулялись по центру, а на обратном пути зашли в небольшое кафе – согреться и отдохнуть. Люба, опять же из любопытства, заказала глинтвейн, который никогда не пробовала. Слово «глинтвейн» ей нравилось – оно изящно скользило, прокатываясь по языку. Владимир не стал следовать ее примеру и заказал себе черный кофе.

– Просто никогда не пробовала, – смущенно объяснила она. – Но когда я заказываю алкоголь без особенного повода, чувствую себя алкоголичкой. Ты не подумай… я редко.

Володя невесело улыбнулся.

– Не переживай – будь ты алкоголичкой, это было бы заметно. Я бы такое не пропустил.

– А ты совсем не пьешь? – спросила она.

– Совсем, – подтвердил он.

– Почему?

– Моя мать пьет, и я мог бы составить ей компанию. Лучше не рисковать, я так думаю. Слишком уж хочется иногда выпить.

Люба посмотрела на него с сочувствием. Он так откровенен с ней…

А как насчет твоей откровенности?

Словно прочитав эту ее мысль, он задал вопрос:

– А твои родители не беспокоятся за тебя?

Он сам не мог бы сказать со всей определенностью, зачем спрашивает это, зная, что ее родители давно в гробу. То ли оттого, что надо поддерживать иллюзию незнания ее прошлого (раз уж она в нем не признается), то ли оттого, что как-то подозрительно было бы не спрашивать ни о чем, не интересоваться ею… а может, он на самом деле извращенец, любящий наблюдать, как люди врут и что-то придумывают? Ведь ложь – это та же самая альтернативная реальность, в которую иногда хочется заглянуть.

В глазах у нее появилось на некоторое время растерянное выражение (какая милая девочка, она же совсем не умеет врать – пронеслось у него в голове), и она пробормотала:

– Ну, вроде бы нет… Почему ты улыбаешься?

– Неважно… – он провел рукой по лицу, пытаясь стереть улыбку. В самом деле, разве эта ситуация хоть немного смешна?

21