- Секретного - ничего. - Она произнесла это как-то задумчиво. - Какие тут секреты. Слава богу, ни с какими секретами дела не имела. Просто жизнь, милый, такая... Не все хотят, чтобы правду знали. - Что несу, господи, святитель наш, прости грехи мои, что внушаю дитю неразумному, язык враг мой.
- Да ладно тебе, ба. Я все понял. - Сама не знает, что хочет. Все время боится. А чего бояться. - Не маленький.
- Не маленький? Как это не маленький? - Она вела его за руку по круто загибающемуся переулку, вдоль решетки забора необычного, похожего на рыцарский замок, дома. Фасад "замка" украшал лежащий на коньке громадный лев.
- Ну вот, дошли. Нам сюда. Андрей, ты, пожалуйста, забудь, что я тебе говорила? Ничего не было.
- Как это? И Сталина не видела?!
- Нет, не видела. - она по-девичьи хихикнула. - Ничего не говорила... Все, Андрей. Сейчас мы придем к твоей второй бабушке, моей старшей сестре Марии Яковлевне. Веди себя скромно. Ничего без спроса не трогать, в разговор не встревать, не капризничать, не шуметь и не шалить. Баба Маня строгая, не то что я, быстро выставит за дверь.
Поднявшись по широкой, пологой и чистой лестнице, встают у высокой коричневой двери с кнопками звонков и списком жильцов квартиры. Звонка не слышно. Бабушка, нажав какую-то кнопку, начала расстегивать пальто, освободила от пуговицы длинную внутреннюю петлю, придерживающую полу, ослабила шейный платок.
- Ну наконец, ну наконец. Ну заходи.
Дверь бесшумно открылась, и показалась голова бабушки, только одетой в незнакомое платье с нарядным кружевным воротником, - крупный прямой нос, серебро волос, тонкий рот, тот же голос и те же интонации.
Высоким коридором, заполненным уютными запахами, прошли в огромную, в два окна комнату. Над столом - удивительная люстра: с канделябрами для свечей, противовесом на цепях, большим матовым абажуром с дырой посередине над электрической лампочкой.
- Ну здравствуй, Маня, здравствуй, дорогая моя. - Женщины троекратно целуются. - Сохрани тебя господь, - шепчет быстро бабушка свое обычное.
- И тебя тоже, - отвечает сестра. - Что так довго, Ира? Я беспокоиться начава. Ты выехава-то? Когда довжна приехать? Что произошво? Тровейбус свомався? - Мария Яковлевна картавит. - Никогда им не доверява, что-то у него бовтается вверху, того и гвяди, сорвется, по башке даст. Нет, вучше автобусом. Надежнее: запватив, сев к окошку, ни о чем не думаешь. С этими проводами - не знаю, не по мне...
- Да, Маня, не с троллейбусом, а с Андрюшей беда случилось. - Бабка переобувает обувь, говорит чуть громче обычного. - Он не переносит транспорт, его тошнило. С полдороги сошли и к тебе добирались одиннадцатым номером.
- Господи, Ира, - Марья Яковлевна встает посреди комнаты. - Как он ездить-то будет? Ведь в городе много не находишь. - Первый раз внимательно посмотрела на него серыми, серьезными глазами. Во взгляде ничего фальшивого, никаких сюсюкающих порывов у этой бабушки не было, как, впрочем, и у его родной бабки. Заметила, отличила от стоящей кругом диковинной мебели: кресел, этажерок, полочек, стульев, тумбочек, табуреток, ширм, ламп и ваз словно в спешке снесли сюда все это из большого-большого дома, при срочном расставании, что под руку попало первым.
- Мы жили с Сергеем Александровичем у них в Салтыковке. Видела, чем Инга их кормит. Бог знает, как питаются. Поэтому зеленый и худой. Сережа сразу сказал: у ребенка - малокровие. Инга вместо того, чтобы домом заниматься, хвостом вертит. Все порхает по командировкам - то туда, то сюда. Никита остается один. Надя ушла, замуж собралась... Какая там может быть еда? Картошка да хлеб. Им обоим разве такое питание нужно? Никите после всего, что он перенес в войну, нужны витамины, все натуральное, здоровое. А она колбаски купит, яичницу поджарит - замечательно! Желудок набит, а что в результате? У Андрюши анализы никуда не годятся. Типичный дистрофик, Сережа говорил. А дистрофию можно излечить только усиленным питанием: каша, мясо, фрукты, овощи, свежее молоко, творог с рынка. Микояновских котлеток в лучшем случае принесет, на сковородку бросит - ну куда это годится, Маня?! - Ирина Яковлевна разводит руками. - Не знаю... - Пауза. - Что важнее - верчение подолом или здоровье сына и мужа? Вот и растет худой и зеленый. Отсюда и кружение, и тошнота. Какой тут транспорт? Дай бог, чтобы ноги носили...
- Ступайте руки мыть. Все давно стынет. Возьмите повотенце и скорейпроговодавись все, начинать пора...