На белых досках сарая увеличительных стекломбыло выжжено «Рождение Венеры» Боттичели.А на сосне возле дома покачивалось под сукомкресло о трёх ножках —качели.В солнечный день после дождясосна махала креслом, словно кадилом,а Венера рукой прикрывалась и ёжиласьполушутя:«Надо же, вот и дождичком окатило!»В июле стояла жара. Зной лип как мазь,и всё живое забивалось в щели.Лишь Венера, собрав на затылке волосы и смеясь,в ситцевом сарафане запрыгивала на качели.Одуванчики, лопаясь, ей кричали: «Слезай!Голова закружится. А вон люди идут – полундра!»И всё чаще от смеха и солнца янтарно-радостнаяслезапроступала в глазах у Венеры в эту пору полудня.Ведь каждый вечер,лишь в воздух вздымалась звездная взвесь,к ней спускался в лысеющем нимбеобернувшийся раненым лебедем Зевси клялся, что рекою Стикс,что устроит её на Олимпе.И в назначенный час (час дня без минут)белый «москвич» забрал чемодани две сетки поклажи.И Венера уехала поступать в институт.А сарай к осенний дождям был покрашен.
Кактус
Сдвинул шторину вбок,подвязал машинально тесемкой.Воскресенье. Зима.И весь день лишь в еде да спанье.– Кактус! Ух ты! Цветёт!(За окошком позёмкапронеслась холодком по спине).Кактус! Весь он, как сувенир из круиза.Только в комнате стало словно пыльней и пустей.Нужно, нужно скорей к чёртувыключить телевизори убрать, наконец, перекрученную постель.Быстро под подмести,раскидать всю посуду из мойкии одеться скорей,и в троллейбус вскочить кольцевой.– Слышишь, я за тобой!И чтоб все наши дрязги замолкли!Возвращайся домой. И немедленно!Кактус зацвёл.
«Лист оконного стекла в раме ветхой…»
Лист оконного стекла в раме ветхойснизу пожелтел от брызг, треснул сбоку.Рядом с трещиной, стуча, бьётся ветка,словно меряясь в длину – всё без проку.Зря ты маешься, побег мой заблудший.В мае вытянешься, но перед маембудут окна мыть – ляжет тут жев пол-окна стрела сухая, прямая.Как судьба тут всё смешала, подлюга.Что-то в доме этом я неспокоен:то ли ветку оттолкнул, то ли руку,то ли трещину пустил, то ли корень.