При дворе Тишайшего

Было еще довольно холодно, с улицы врывался влажный ветерок, и Леон, вздрогнув от охватившей его сырости, хотел уже захлопнуть окно, как вдруг его внимание привлек соседний дом, с некоторых пор снявший крепкие затворы со своих окон и дверей.

Леона всегда занимал этот таинственно заколоченный дом; часто, глядя на него, он сгорал от любопытства узнать историю его до сих пор невидимых обитателей. Однажды он заметил, что дом открыт и что в нем живут; но домовое крыльцо выходило на другую улицу, и люди мало и редко показывались на этой стороне, куда, прямо в сад, выходило всего два узких окна. Позже Леон несколько раз приметил в саду князя Пронского, но ни разу не поинтересовался узнать, как тот попадал сюда. И вдруг теперь в одном окне, точно видение, появилась молодая девушка с длинной, распущенной по плечам косой.

Леона поразила не красота девушки, которая вовсе не была выдающейся, а вдохновенное выражение ее лица, ее большие лучистые глаза, которые со скорбной мольбой были устремлены на небо. На бледном худеньком личике девушки лежало выражение страдания; ее губы что-то шептали, и она долго не замечала устремленных на нее с невольным восхищением взоров молодого грузина. Наконец, видимо окончив молитву, она опустила покрасневшие и опухшие от слез глаза, и тут ее взгляд упал на Леона. Слабый румянец окрасил ее бледные щеки; стыдливым движением она закрыла руками обнаженную шею, и ее лучистые глаза на одно мгновение встретились с черными глазами грузина. Он хотел поклониться ей, сделать какой-нибудь дружественный знак, но она медленно отступила от окна и исчезла в глубине комнаты.

Образ этой девушки с устремленным на небо взором произвел неотразимое впечатление на смущенную душу юноши. Точно мечта или сказочная фея, мелькнула она на миг в этом окне, чтобы напомнить молодому грузину, что на небе есть Бог, к Которому следует обращаться, когда на душе лежит тягость, когда сердце томится печалью.

Леон закрыл окно и вернулся на тахту.

Было рано, и в доме все еще спали крепким утренним сном.

«Кто же это была? – размышлял Леон. – Как она горячо молилась и как рано встала!.. Какое горе гнетет ее молодую душу? За себя ли, за кого ли другого молилась эта бедная девушка?»

И, раздумывая над этими вопросами, Леон закрыл глаза. Мало-помалу его веки тяжелели; смутное видение мелькало еще перед его умственным взором, но и оно скоро исчезло. Словно мир и успокоение снизошли в сердце юноши, и он безмятежно, крепко заснул.

Спал он долго; горячий луч солнца, назойливо мелькая по его лицу, напрасно старался разбудить его. Бессонная и тревожная ночь давала себя чувствовать, и теперь Леон отсыпался, отдыхая во сне и телом и душою.

– Вставай, ленивец! – стал тормошить его царевич Николай, весело смеясь и щекоча своего наставника. – Смотри, девушки уже к Куре за водой пошли! Вот, вот красавица Нина Каркашвили!

Леон с трудом открыл глаза и с удивлением оглянулся. Он только что видел во сне родное селение, слышал гиканье и хохот смелых джигитов, топот скачущих коней и серебристый голосок девушек, певших грузинские песни; его грело жгучее родное солнце, он ощущал теплые поцелуи матери и благоухание диких роз, обвивавших гирляндами окно его комнаты.

– Мама! – сквозь дрему произнес он, беря чью-то руку, ласкавшую его.

Раскатистый смех был ему ответом и согнал наконец с него сонную дрему.

– Вставай, вставай! Джигиты пришли за тобой! – хохотал царевич, от души веселясь сонным видом Леона.

– Ах, это ты, царевич? – громко зевая, разочарованно спросил Леон.

– Ах, это я! – шалил мальчик. – А ты думал – Нина. Или, еще лучше, та русская боярыня? Нет, Леон, кто так долго спит, тому не видать красавиц.

– Тебя мать прислала ко мне?

– Нет, отец! – ответил шутливо царевич. – Но, разумеется, не мой, потому что он у нечестивого шаха!

– Зачем я отцу?

– Дело есть. Ночью наши приехали; говорят, дедушка поднимается, сам сюда ехать хочет.

– Царь Теймураз сюда собрался? – вскочил Леон.

– А почему бы ему и не собраться? – возразил мальчик.

– Я думаю, у него другое дело есть, чем по гостям ездить.

– Ты, князь Леон, вздорное говоришь… Разве дед по гостям ездит? Разорили поганые персы царство его, куда же ему было идти, как не к Александру Имеретинскому? Я думаю, не чужой царь имеретинский моему деду? Тестем ведь приходится. И не в гости в Москву он едет, а дело делать, царя русского в помощники себе просить.

Леон, безнадежно махнув рукой, горько возразил:

– Который год живем на Москве, а много мы сделали?

– Потому и не сделали, что матушка не умеет дело это повести… женщина она.

– Ты бы помог! Тоже не маленький, скоро совсем джигитом станешь.

Мальчик потрогал верхнюю губу, будто поглаживая воображаемые усы, и свысока надменным взором окинул своего наставника:

– Я сказывал и матушке, и отцу твоему, что надо делать, – важно проговорил он.

– Что же, они не послушались тебя?

– Они ответили, что я ничего не понимаю, – насупившись, сказал будущий воин. – Вот дедушка приедет, я покажу им всем, как я молод.

– Что же ты советовал? – полюбопытствовал Леон.