При чем тут руны?

Предупредил полковника Вадима Петренко по рации, что всё нормально, возвращаемся, пусть встречают. Обратно рванули по кратчайшему пути. Я ехал, с открытым люком и бдительно смотрел в бинокль. Я точно увижу ночью засаду, на устройство которой мы не оставили врагу времени.

Пересаженную кожу на лице морозило встречным потоком воздуха, душу норовило заполнить торжество, но пока мы не приехали к своим, я не давал ему разрастись, давил в зародыше. Все рыси параноики. И немного мыслители, отвлекался рассуждениями.

Вот магические кланы Гардарики тоже не проявляют активности на фронтах, я о таком точно бы услышал. О нашем нападении на этот штаб ведь вскоре узнают все заинтересованные лица.

У кланов Гардарики сто один способ откосить от фронта, и они не могут убрать своих людей с ключевых позиций. Кланы опасаются друг друга сильнее любого другого врага. Сколько магов они должны держать только в резерве на всякий случай! И маги это очень редкое явление, тем более сильные, если они прошли клановую подготовку.

Кажется, между европейскими и нашими кланами существовал негласный договор о том, что кланы прямо не участвуют в войне. И вот появляется наш отряд. Сам появляется…

Ну, почти сам. Главное, что, когда у нас появилась такая возможность, сильные кланы магов могли нас подвести под уничтожение и разогнать. Однако ко мне пришёл Кузьма Аристархович и рассказал про кланы. Чтоб мы правильно развивались.

Идею этого нашего нападения на немецких магов, скорей всего, тоже выносили в кланах. Они так же не могут друг от друга отвлечься, но нас используют на полную катушку.

Только европейцам же не сказали, что это сделал отдельный отряд, а не русские кланы. Да и какая, по существу, разница, старый это клан или новый, наш скромный отряд магов⁈ Русские демонстративно порвали любые договорённости, нарушили все правила.

Это от того, что появилась возможность? Скорее наоборот. Возможность стали готовить, когда приняли решение. И когда решились? То есть что бы оно значило?

А ответ простой — русские не считают нужным обращать внимание на мнение любых европейцев. Кстати, нападением на штаб европейцам сказали об этом прямо и недвусмысленно. Почему сейчас?

Ну… войну ведь и в самом деле Европа уже не вывезла. Хан Керим договорился с Чёрчем и Рузвельтом о совместном нападении, я сам за это голосовал. Далее они будут делить Европу, и никаких европейцев не спросят.

Европейские кланы уничтожат, они точно не вписываются в раздел европейского имущества. Того имущества, которое они пока считают своим. Европейцы практически уже мёртвые.

Но зачем же так прямо им об этом говорить? Можно же всё сделать спокойно, без демонстраций! Потихоньку довести до победы войну, и делить с союзниками добычу. К чему кого-то заранее оповещать, что для нас отныне они сами с чадами и домочадцами добыча и есть?

Магические кланы ничего не делают ради одних эмоций, им понты не нужны. Они прямо говорят, что выбора у европейских кланов нет, значит, должно последовать предложение, от которого нельзя отказаться? Какое это может быть предложение…

В бинокль я увидел силуэты «тигров». Спустился вниз, сначала велел Серёге плавную остановку. Водителям броневиков приказано всё повторять за передним. По рации я вызвал начальство:

— Алё! Петренко!

— На связи, — ответил полковник.

— Вижу силуэты техники, предположительно — вражеская, — осторожно доложил я.

— А это я с «тиграми», — хмыкнул он. — Тебя встречаю. И как ты так рано нас разглядел? Мне про вас ещё не докладывали.

— Скоро доложат, — сказал я и выключил связь.

Глава 8

Не, я тоже сразу подумал, что это очень подозрительно! Целый полковник нас встречает с «тиграми», с чего бы это вдруг? А пушки «тигров» пробьют наши броневички с любой дистанции. И заметят они в оптику свет наших фар издалека — спалят весь отряд за минуту, на такой дистанции никакая магия не поможет.

Спрашивается, зачем оно Петренко? Об этом можно подумать потом. Уж лучше быть живым дураком и параноиком, чем верить всем подряд, тем более на войне.

Я скомандовал десантирование, командиры из башен тоже пусть выходят. Отключил переносную рацию, вытащил из ячейки и по ходу дела обрисовал Серёже ситуацию.

Как только я вылезу, он поведёт колонну. Если «тигры» их не расстреляют, мы подойдём пешком, а коли расстреляют, тогда будем думать, что делать далее.

Я подключил шлемофон к рации. Парни беспрекословно выполнили приказ, вылезли все и стояли, неуверенно переминаясь на морозе. Пленные топтались, ни на кого не глядя.

Я громко сказал бойцам подождать несколько минут и вновь обратил взор на колонну бронетранспортёров. Они скрылись во тьме, и через десять минут замигал вызов на рации. Я щёлкнул тумблером и услышал голос Серёги:

— Командир, всё нормально. Тут рядом полковник Петренко, хочет с тобой поговорить.

— Дай ему микрофон, — разрешил я добродушно.

— Алё, Артём! — заговорил Вадим.

— На связи, — откликнулся я.

— И чего вылезли? — удивлённым тоном спросил он.

— Укачало немного, — сказал я.

— Разом весь отряд? — переспросил полковник.

— Не, только меня, — ответил ему. — А я без охраны не гуляю.