Преждевременный контакт

Вдруг появилась необъяснимая тревога. Она предательски екнула внизу живота и прошептала: «Не открывай». Но тут яростный неугомонный звонок прогремел в четвертый раз, крича и требуя: «Открывай, иначе хуже будет!» и Липсиц, быстро семеня босыми ногами и на бегу запахивая халат, поспешил к двери.

Щелкнул замок, и привыкший ко всему мед-эксперт, чтобы не упасть ухватился за дверной косяк. На пороге стоял человек в хорошем дорогом костюме с перевязанной головой и с искусственной как у био-робота внешностью. В его руке чернел пистолет. Держал он его дулом вниз, скорее демонстрируя, нежели угрожая. Рядом, придерживая окровавленную руку, стояла Роза Норман и капли крови капали с грязно-красного бинта на придверный коврик.

Белолицый сделал шаг и, не произнося ни слова, переступил порог. Вслед за ним вошла Роза.

— Проходите, — с опозданием произнёс старый врач, скорее Розе, чем незнакомцу с пистолетом. — Вы поч-чему…

Самообладание изменило ему, и он непроизвольно стал заикаться. Возникла мысль, что самое время выпить успокоительное. Или водки.

— Яков Соломонович, не бойтесь, — сказала Роза. — Бояться нечего, мы пришли к вам и за помощью, потому что… вы свой, мы вам доверяем. Вот… — Она выставила вперед забинтованную кровоточащую руку: — …пуля.

«Пора открывать частную подпольную практику», — Липсиц не мог жить без сарказма. Так он подбадривал себя, чтобы не сорваться в глубокий невроз. Два потрясения в одну ночь — это уж слишком.

Краем глаза он глянул на плотно закрытую дверь спальни и мысленно перекрестился. Но делать было нечего. Прогнать незваных гостей он просто был не в состоянии. К тому же поднять шум сейчас невыгодно ему самому. Липсиц поник, опустил голову, вздохнул и подчинился судьбе. К тому же в душе Яков Соломонович был истинным врачом, и клятва Гиппократа для него была не пустым звуком.

— Проходите, девочка моя, — указал он рукой на кушетку в гостиной.

Девушка и её белолицый спутник вошли. Сев на край кушетки, Роза положила раненую руку на колени перед собой. Рана кровоточила снова, бинт был весь в крови, да и на лице девушки читалась невыносимая боль. Липсиц аккуратно приподнял раненую руку, пододвинул под неё книжный столик и принялся осматривать. Давящая повязка ослабла и плохо удерживала кровотечение.

— Сколько прошло времени? — деловито поинтересовался он.

— Это случилось утром.

— Та-ак, — многозначительно протянул Яков Соломонович и скрылся в ванной комнате. Через минуту вышел, обтирая вымытые руки вафельным полотенцем. — Та-ак.