Превышение полномочий

– Всего я тебе, естественно, сказать не могу, только намекну, но ты парень неглупый, сам допетришь. Нельзя без спросу такие клубы открывать, в котором ты сейчас служишь, и спрашивать надо не у околоточного и не у пристава, а… – Чиновник для поручений поднял глаза вверх. – Понял? И потом, я же тебе предлагаю не против хевры [8] мне помогать, а против фраеров, за которых тебе общество никогда ничего не предъявит. Ты мне оказываешь услугу, а тебе за это ничего плохого, ни от братвы, ни от ментов, а наоборот, только хорошее. В общем, я тебя долго уговаривать не буду. Ну, а если есть желание за добро фраеров потерпеть – воля твоя.

Бисмарк с полминуты переваривал услышанное, потом спросил:

– А чего делать-то?

– Вот это разговор. Ничего особого. В назначенный час откроешь засов на двери, и все. А после этого беги, куда хошь, только чтобы глаза мои тебя не видели. А я и про тебя забуду, и про новое твое имя-отчество, что в отобранном от тебя виде прописано. Будешь по Невскому или по Тверской ходить, пока другие не поймают.

Задержание удалось на славу. В половине первого ночи, когда игра была в самом разгаре и в притоне собралось с две дюжины гостей, Петровский заглянул на кухню, незаметно кивнул Бабкину и ушел. Через десять минут Бисмарк открыл дверь черного хода и побежал на улицу, чуть не сбив с ног поднимавшегося по лестнице полицейского. В квартиру ворвались трое городовых, Быков, Тоша и Кунцевич. Городовые подбежали к дверям парадного входа, положили на пол оторопевшего охранника и открыли двери. В квартиру сразу же зашли Руткевич и Алексеев в сопровождении еще троих городовых. Чиновник для поручений зычным голосом крикнул:

– Господа, попрошу всех оставаться на местах! Проверка документов. Сразу хочу предупредить: всех, кто будет сопротивляться, до утра как минимум закатаю под шары [9]. Тех же, кто будет вести себя разумно, после проверки и краткого опроса отпущу на все четыре стороны, Уложением никакого наказания за участие в азартных играх не предусмотрено. К сожалению. Я надеюсь, господа, вы будете благоразумны.

Кунцевича посадили писать протокол, остальные надзиратели стали проверять документы у собравшихся и записывать их показания. Находившиеся на столах деньги были тщательно пересчитаны, упакованы и опечатаны. В доме изъяли все карты, которые сложили в большой саквояж и тоже опечатали. Одну колоду Руткевич долго вертел в руках и внимательно рассматривал.

– А карты-то не казенной выделки, уж больно хорошо сделаны. Наверное, германская работа или французская.

Примерно через час-полтора квартира опустела. В ней остались только Руткевич, надзиратели и Диксон. Чиновник для поручений сел в кресло у камина и закурил. Быков сказал надзирателям:

– Давайте-ка, ребята, дуйте в сыскную. Мы с Эдуардом Амброзиевичем сами справимся.

Следующим утром Митя выдал Кунцевичу сто рублей – его долю во взысканном с Диксона «штрафе», и сообщил, что Катиным хахалем оказалась титулованная особа – некто барон Владимир Рейсман, старший конторщик «Русского для Внешней Торговли банка». Он частенько заходил к Диксону поиграть и был весьма невезуч.

О результате розысков, естественно, скрыв ненужные подробности, доложили Вощинину. Тот связался с Кобыльским, и дело вернулось в официальную колею. По сведениям адресного стола, барон был прописан в столице в доме 44 по Девятой линии Васильевского острова, в квартире жены лекарского помощника Миллера, напротив того дома, где сыскные не так давно допрашивали Бисмарка. Как показала проверка, барон преспокойно жил по указанному адресу.

Глава 13

Решение Вощинина не арестовывать барона, а ограничиться слежкой за ним Кунцевича удивило.

– А за что его арестовывать? – Митя усмехнулся. – Участие в азартных играх у нас ненаказуемо.

– Арестуем, допросим, глядишь, он и сознается! – запальчиво сказал Кунцевич.

– А коли не сознается? А коли не он это вовсе?

– Он, больше некому!

– Это почему же некому? Может быть, у Катеньки еще один милый дружок был, нам неизвестный, а? В общем, не спорь, у нас распоряжения начальства не обсуждаются. Тем более, ходить за ним не нам с тобой придется, а специально обученным людям.

Через два дня слежки барон привел сыскных к Екатерине Степановне – теперь она проживала в Песках, на Пятой Рождественской, снимала комнату от хозяев, прописавшись под именем мещанки Софьи Тимофеевны Белоглазовой, видимо, по подложному виду. А проживание по подложному виду являлось преступлением и наказывалось заключением в тюрьму от двух до четырех месяцев.

Это давало сыскным формальный повод провести в жилище Мельниковой – Белоглазовой обыск.

Его результаты превзошли все ожидания – на дне принадлежавшего беглой продавщице сундука были обнаружены золотые дамские часики нумер 43112.

Несмотря на это, Екатерина Степановна в совершении преступления сознаться не желала:

– Мне, господа, к ранее сказанному добавить нечего, – говорила она окружившим ее чинам сыскной полиции и очаровательно улыбалась. – А часики мне поклонник подарил, имени которого я вам называть не буду по понятным причинам.