Превращение в зверя

Он позвонил тем самым, своим, звонком. Я подумал: ну вот, теперь у меня есть уважительная причина не открыть — я так тяжело болен, что и пошевелиться не в состоянии, не то что дойти до двери. И продолжал лежать, слушая звонки почти равнодушно, не пугаясь, как в тот раз. А когда звонки прекратились, повернулся к стене, закрыл глаза и даже стал проваливаться в сон, когда над самым ухом раздалось:

— Дмитрий Семенович!

Я замер от ужаса, всем телом, всей душой своей, перепуганной насмерть. Как он вошел? Как просочился? Я не открывал ему дверь, точно помню!

— Вы же не спите, повернитесь, пожалуйста, нам снова нужно поговорить.

Я затрясся под одеялом — видно, температура опять резко подскочила, — вжался головой в подушку, совсем забыв, что у меня там нож и бояться мне нечего.

— У вас плохо получается изображать спящего, так что повернитесь. — Он наклонился надо мной.

Я зажмурился и заскулил — это непроизвольно получилось! — заскулил, как новорожденный щенок: тонко, постыдно, трусливо. И после такого позора, такого совсем немужского поведения, пришлось срочно взять себя в руки и повернуться.

— Ну вот! — обрадовался мой мучитель. — Другое дело! — Шантажист посмотрел на меня внимательнее. — Что, заболели?

— Простудился, — прохрипел я, — у меня горло совсем заложило и нос.

— Немудрено! Ночи сейчас холодные. — И он опять рассмеялся.

— Что вам от меня нужно? — Я сел на кровати, завернувшись в одеяло, — черт возьми, я опять был раздет!

— Вы прекрасно знаете что.

— Назовите цену.

— Ну, дело не только в деньгах. Вы убили отца…

— Нет! Он сам отравился!

— Вы дали ему умереть. Наблюдали и ждали. Для чего-то ведь вы пошли на это. Вам выгодна была его смерть. Тут, как ни крути, пахнет убийством. И теперь… — Шантажист достал из кармана свернутый в несколько раз лист бумаги. Развернул и, не выпуская из рук, показал мне. Черные буквы замелькали у меня перед глазами — знакомый почерк, почерк отца. Записка! Я так боялся ее, но надеялся, что все же ее нет. Сердце оборвалось, руки затряслись. Я никак не мог прочитать ни слова, хотел и не мог.

— Видите? Убедились? — Шантажист аккуратно свернул записку и положил в карман.

И тут я вспомнил, что под подушкой у меня нож. Осторожно просунул руку, но он заметил мой жест и, кажется, догадался. Нет, так мне его не убить.

— Понимаете, что я могу с вами сделать? — проговорил он, не отрывая взгляда от моей руки. — Если я передам эту записку…

— Нет! Не надо! Пожалуйста!

Я просил, умолял его не передавать записку Елене. А он смотрел на меня с издевкой и молчал.

— Я умру, если она об этом узнает. Мы хотим пожениться. Я люблю ее, слышите! — закричал я. — Мне не пережить. Сжальтесь…

— Не пережить? Что ж, тоже вариант. — Шантажист усмехнулся и вытащил из кармана, из того же, где была записка, небольшую бутылочку. Покрутил у меня перед носом. Меня затрясло, я узнал ее: это был тот самый пузырек, в котором отец копил таблетки. — Вы правы, это те самые таблетки, — серьезно, уже без насмешки, проговорил он и поставил пузырек на стол. — У вас теперь два пути: отказаться от… ну, вы понимаете, о чем я, заняться наконец делом или добровольно принять смерть. То есть, так или иначе, вам придется пойти по стопам отца.

— Отказаться от Елены? Я не могу!

— Тогда… — шантажист улыбнулся, — принести вам воды?

— Нет!

— Другого пути не существует: либо так, либо так. Даю вам на размышление день. Если вы не примете правильного решения, записка перейдет… вы знаете куда. Так что думайте.

Он кивнул мне и вышел из комнаты. А я бросился на кровать, отвернулся к стене, натянул на голову одеяло и замер. Я не трус, я мужчина, а не тряпка. Но не смог побежать за ним, не смог свое оружие из-под подушки вытащить, не смог…

Шаги прозвучали к двери, шаги неотвратимо удалялись. Я ничего не сделал: лежал и трясся под одеялом, сжавшись в комок. Дверь захлопнулась — ушел, и ничего теперь не изменишь. Елена узнает, Елена не поймет, не простит. Я не смогу от нее отказаться, от жены своей отказаться! Как же он отомстил, отец! Он всегда меня ненавидел. Он для того записку написал, чтобы меня убить. Потому что ничего другого не остается.

* * *

Я не умер. Странно. Прекрасно помню, что выпил таблетки. Ссыпал в ладонь и выпил. Почему же они меня не убили, как убили отца?

Мне было страшно и очень жалко себя, но я понимал, что другого выхода нет. Написал прощальное письмо Елене, выпил таблетки, лег, отвернувшись к стене, и стал дожидаться смерти. Я знал, что больно не будет, просто придет сон и заберет меня навсегда. И когда в моей комнате появилась Елена в белом свадебном платье, я совсем не удивился, подумал, что сплю. Она улыбалась и говорила, что давно любит меня. Но тут позвонили в дверь. Я поцеловал ей руку, извинился и пошел открывать. Это был шантажист. В первый момент я испугался, но он достал из кармана записку, порвал на мелкие кусочки и сказал: