Превращение Розы

До Парижа Роза всегда считала посещение музеев чем-то вроде одиночного переживания. Однако знакомство с Лувром в обществе Алека было сопереживанием совместным, превосходившим все ее мечты. Огромные размеры музея, порождавшие ощущение, что недели не хватит на то, чтобы как следует его осмотреть, отступили перед хорошо осведомленным и очень личным выбором, с которым Алек, как лоцман, провел ее по залам. Никакой каталог не смог бы поведать ей больше, ни один профессиональный экскурсовод не мог обладать чутьем Алека, чтобы выбрать шедевры, которые были наиболее важны для Розы и действовали на нее сильнее других. Ни с кем больше не смогла бы она делиться своими впечатлениями, мыслями и чувствами без колебаний и стеснения. Раздавленной и восхищенной великолепием, представшим перед ней, Розе пришло в голову, что ее радость приобрела еще дополнительное измерение — ту тончайшую химию совместных переживаний, что сближала ее с Алеком, те невидимые, но мощные узы, которые соединили их умы и души. Неосязаемые, необъяснимые, они стали для Розы чем-то вроде символического осуществления нереализованного физического союза, которого она так жаждала.

В музее Мармоттан она застыла, затаив дыхание, перед уникальной и поразительной экспозицией Моне. Только ее желание увидеть Родена помогло Алеку осторожно оттащить ее прочь, околдованную восхитительным зрелищем. Кульминация наступила при посещении Музея Родена, где Роза, опьяненная впечатлениями этого дня, была настолько потрясена красотой, силой и мукой скульптур Родена, что обнаружила себя в опасной близости к слезам. Опасаясь показаться смешной, она старалась держаться очень спокойно и могла бы любому человеку, только не Алеку, показаться странно неразговорчивой. Выйдя из музея, они пошли пешком по паркам, осматривая великолепные скульптуры при мягком освещении раннего вечера. Неожиданно Алек привлек ее к себе, прижав к плечу ее голову.

— Действительно получилось слишком много для одного дня, — пробормотал он ей в ухо. — Это непереносимо по эмоциональному напряжению для человека с таким интенсивным восприятием, как у тебя. Тем более, что ты видела все в первый раз.

Вздрогнув, Роза с удивлением подумала, что он, вероятно, очень пристально наблюдал за ней. Знал ли он, в какой опасной близости находились ее эмоции от бездны именно сейчас, когда он обнимал ее так ласково и нежно. Ее лицо уткнулось в его рубашку, она вдыхала губительный, знакомый запах его кожи, слышала биение его сердца, ритмичное, ровное, совсем не такое бешеное, как у нее сейчас. Она немо томилась по физической параллели к их ментальному сплаву, страстно желая слиться с ним, исчезнуть, потеряться в нем. Она не осмеливалась прильнуть к нему, опасаясь потерять над собой контроль и сделать несвоевременное и ненужное признание в любви. Так она и стояла, как деревянная, позволяя ему держать ее, борясь с желанием обхватить его шею руками и поднять к нему лицо.

— Тебе хочется приятного теплого душа и хорошенько поплакать, — услышала она его ласковый голос. — Как жаль, что на все это у нас выпало так мало времени. Все равно, как если бы я заставил тебя выпить чистого спирта. Бедная Роза, чтобы я ни предложил тебе, все обязательно оказывается немного болезненным, правда?

На квартиру они вернулись к концу дня. Она чувствовала себя усталой, но в чем-то утешенной, и с наслаждением бросилась в кресло. Сбрасывая на ходу обувь и раздеваясь, Алек направился прямо под душ.

— Я заказал столик на восемь часов, — закричал он, перекрикивая шум воды. — Поэтому у нас остается время на аперитив.

Они могли бы вполне сойти за супружескую пару с большим стажем, подумалось Розе через несколько минут, когда он появился с небольшим полотенцем вокруг бедер, еще влажный, рухнул в кресло и положил голые ноги на кофейный столик.

— Ты плохо вытерся, — засуетилась Роза. Она притащила полотенце и стала энергично вытирать его волосы и промокать струйки воды, которые текли по спине и плечам. И это не было частью запланированной ею сцены соблазнения, просто ей это казалось самой естественной вещью. Как ни странно, но он смутился.

— Оставь это, Роза. Лучше сама прими душ и переоденься. И не копайся долго. — С этими словами он отправился в спальню одеваться.

Она искупалась и извела на себя безумное количество духов. В ванной комнате было две двери, одна вела в холл, другая прямо в спальню. Алек уже успел одеться, и Роза прошмыгнула туда и извлекла из гардероба платье с открытой спиной. Быть может, она прибавила в весе с тех пор, как его купила, сказать было трудно, но оно, казалось, облегало ее более откровенно, чем тогда, в магазине, обнажая провоцирующие участки гладкой, кремовой плоти. Ну, после его жалобы на ту злосчастную пурпурную жилетку ему придется с этим смириться.