После полудня, когда в студии становилось невыносимо жарко, они работали на пленере, выполняя какое-нибудь творческое задание этого дня. Розе редко позволялось удовольствие самой выбирать предмет. Как-то Алек велел ей написать огромного быка, что пасся на привязи на соседнем поле. Он хотел, чтобы она села в неприятной близости от быка. Розу никак не вдохновляло это потенциально опасное животное, от которого исходил зловонный запах. Почувствовав приступ раздражения, она заявила об этом.
— Я не хочу писать быка. Я просто не вижу в этом необходимости.
— Ты меня прямо-таки удивляешь, — саркастически проворчал Алек. — Давай без дурацких споров. Приступай к работе.
Но она заупрямилась. Уже целую неделю он безжалостно заставлял ее работать от зари до зари. Часто его требования казались совершенно эксцентричными. Как-то раз он велел ей изобразить в абстрактной интерпретации вид из окна студии, пользуясь только прямыми линиями. Все это было достаточно тяжело, однако она подчинялась. Но бык переполнил чашу терпения.
— Я не робот! — услышала она свой крик, полный необычной злости. — Мы и так уже занимаемся живописью без отдыха!
С чувством некоторого удовлетворения она увидела, что Алек сильно удивлен, даже поражен ее взрывом. Ему еще не доводилось слышать, как Роза повышает голос. Обычно ее протест ограничивался немым высокомерием. Но сегодня Роза была особенно разгоряченной, особенно потерявшей терпение, особенно недовольной. С его губ не слетело ни единого слова похвалы или поддержки. А теперь вот он велел ей рисовать свирепого, вонючего быка! В его голосе зазвучала угроза.
— Одно из правил игры заключается в том, что ты должна меня слушаться, — предостерег он ледяным тоном. — Я прекрасно сознаю, что, предоставленная сама себе, ты была бы рада целый день мазюкать акварельки с романтическими пейзажами Бретани. Несомненно, ты могла бы продавать их туристам в Сен-Мало и зарабатывать таким образом себе на жизнь. Но я отказываюсь позволять тебе питаться младенческой кашкой. Пора тебе привыкать пользоваться зубами!
Что-то сломалось в ней.
— С меня достаточно! — завизжала она, совершенно теряя над собой контроль. — Я не понимаю правил игры, ты просто сам выдумываешь их мимоходом. Я привыкла наслаждаться живописью. А теперь уже готова ее возненавидеть. Я не понимаю, что делаю или почему делаю это, ты ставишь передо мной дурацкие задания, и я никогда не знаю, правильно делаю их или нет. О'кей, тебе нужно оправдывать свою репутацию — ты делаешь вид, что ломаешь все правила, борешься с рутиной, идешь своей собственной, любезной твоему сердцу тропой тщеславия! Но я начинаю, Алек Рассел, видеть кое-что за величественными жестами, и у меня появились серьезные сомнения относительно тебя!
Лишь только она произнесла это, ее гнев улетучился. Она осознала, дрожа, что зашла слишком далеко. Его глаза опасно блеснули.
— Если с тебя уже достаточно, ты знаешь, что делать. В деревне есть телефон, и ты можешь позвонить своему спасителю. Так что либо делай это, либо рисуй быка.
Его воля была, как и всегда, несокрушимой. И тот бык обернулся одной из лучших работ, которые у нее получились за время, что она провела у Алека. Чистая дистилляция накопившегося гнева.
В тот вечер за ужином она попыталась извиниться.
— Я прошу прощения за свои слова насчет того, что я стала сомневаться в тебе. Я просто пыталась как-то уколоть тебя, а вовсе так не думаю. — Он не ответил. Роза испугалась. — Ты ведь сказал в самом начале, что мне позволяется злиться. Ты всегда делаешь мне больно, почему я не могу сделать тебе больно в ответ?
— В этом нет никакого смысла, — бесстрастно ответил он, подливая ей вина в бокал. — В особенности теперь, когда ты ухитряешься добиваться такого заметного прогресса. Неплохие достижения. А я на удивление толстокож. — Он бросил на нее испытующий взгляд. — Да и вообще-то, если забыть про кровоточащий обрубок, то я просто наслаждался этим. Ты ужасно сексуальна, когда злишься, тебе это известно?
Роза почувствовала, как у нее перевернулось все в животе. Несмотря на то, что они проводили целые дни бок о бок, крайняя интенсивность работы и, как результат, усталость до сих пор держали сексуальное напряжение в рамках. Внезапно ей не понравилось, как смотрел на нее Алек своими пронзительными, как рентгеновские лучи, глазами. Или, если выразиться более точно, она поняла, новым и обескураживающим образом, что это ей нравится.
— Я загонял тебя, это верно, — рассуждал он вслух. — Не хочешь ли съездить в Париж на пару дней и прогуляться по галереям? — Глаза у Розы расширились, как у ребенка, которому предложили леденец на палочке.
— О, Алек, это было бы чудесно! А мы можем поехать завтра?